лишенным манер дона Альфредо, туповатым возничим из Сент-Луиса, солдатом – она все сильнее чувствовала, что вот-вот взорвется от разочарования и ярости. На дворе стоял ноябрь, но она уже готова была бежать, несмотря на риск умереть голодной смертью где-нибудь по дороге или опасность расправы, которая неминуемо последует от деверя хозяйки, если ее поймают.
Она прорыдала минут десять. Потом задула свечу и обратилась к Тиллету Мэйну, чего не делала с тех пор, как приходила на его могилу давным-давно.
Я так хотела, чтобы ты гордился мной, папа. Это было трудно сделать, ведь я женщина, но я почти добилась успеха с помощью Ламара Пауэлла. Вот только «почти» не считается. Прости меня, мне правда очень жаль, что так получилось.
Она снова заплакала. А потом почувствовала волну жгучей ненависти – к себе, к этому грязному месту и ко всему на свете.
Это было во вторник. В пятницу в заведение пришел какой-то мужчина и снял ее на всю ночь.
Очень и очень старый. Похоже, она скатилась на самое дно.
– Закрой чертово окно, девочка! В это время года развалины вроде меня все время мерзнут. – Он поставил на пол потертый чемоданчик с медными углами. – Очень надеюсь, что у тебя-то кровь точно горячая. Хочу прижаться к тебе покрепче и провести приятную ночку.
Боже, что за мерзкий тип! – подумала Эштон. Ему же лет шестьдесят, не меньше. Кроткие голубые глазки, длинные седые волосы, торчащие в разные стороны. Единственное утешение, что он выглядел хотя бы чистым.
Старик сбросил поношенный сюртук, спустил с плеч подтяжки, снял штаны и ботинки. Потом открыл чемоданчик. Сверху лежала пачка одинаковых печатных листков с изображением какой-то толстухи, сидевшей за роялем. Порывшись в бумажках и ворохе несвежего белья, старик извлек бутылку виски.
– Это для моего проклятого ревматизма. – Когда он сел на кровать, его колени хрустнули. – Я слишком стар для таких путешествий. – Он глотнул из бутылки.
– Как тебя зовут, милый? – спросила Эштон, изобразив лучшую из своих профессиональных улыбок.
– Уиллард П. Фенуэй. Но ты зови просто Уилл.
Эштон снова обольстительно улыбнулась:
– Чудесно… Ну что, Уилл, ты сгораешь от желания?
– Нет, я и не собирался заниматься с тобой любовью. Я нанял тебя только для того, чтобы поболтать по-человечески, погреться и спокойно выспаться. – Он всмотрелся в нее мимо бутылки, которую снова поднес к губам. – Хотя ты, конечно, потрясающая девушка. И это желтое платье на тебе тоже потрясающее.
– Уилл, ты правда хочешь сказать, что не собирался…
– Трахаться? Нет. И нечего краснеть тут, это хорошее, откровенное слово. Те, кто слишком громко возмущаются, когда слышат неприличные слова, сами говорят и похуже, только втайне. – Он потянулся, снова сделал глоток и с удовольствием уставился на ее декольте. – Ну а тебя как зовут, красотка?
Даже самой себе Эштон не смогла бы объяснить, почему она не солгала ему.
– Эштон. Эштон Мэйн.
