сказал он. – Если я ручаюсь за них – этого достаточно для вас. К тому же с нами молодая барышня. Она не может ждать на дороге в такой поздний час.
– Очень жаль, мистер Таддеуш, – неумолимо проговорил привратник. – Ваши друзья могут быть недругами хозяина. Он хорошо платит мне за то, чтобы я исполнял свои обязанности, и я исполняю их. Я не знаю никого из ваших друзей.
– О, нет, знаете, Мак-Мердо, – весело крикнул Шерлок Холмс. – Не думаю, чтобы вы забыли меня. Помните любителя, который боролся с вами в ночь вашего бенефиса четыре года тому назад?
– Неужели мистер Шерлок Холмс! – проревел борец. – Господи, Боже мой! Как это я не узнал вас? Если бы вместо того, чтоб стоять смирно, вы вышли бы вперед да поддали мне под челюсть, как тогда, я сразу бы узнал вас. Ах, вы попусту тратите свой талант, право! Вы далеко бы пошли, если бы занялись этим делом.
– Видите, Ватсон, в крайнем случае, у меня еще остается она научная профессия, – смеясь сказал Холмс. – Теперь я уверен, наш приятель не захочет держать нас на воздухе.
– Входите, сэр, входите и вы, и ваши друзья, – ответил привратник. – Очень сожалею, мистер Таддеуш, но приказания очень строгие. Должен был удостовериться, кто ваши друзья, прежде чем впустить вас.
Внутри песчаная дорожка шла среди унылой местности к большому четырехугольному, ничем не примечательному дому, погруженному во мрак. Луч луны падал только на один угол его и блестел в окне на чердаке. При виде громадного мрачного здания, окруженного мертвым молчанием, холод проникал в сердце. Даже Таддеушу Шольто, казалось, было не по себе, и фонарь, поскрипывая, дрожал в его руке.
– Не могу понять этого, – говорил он. – Тут, наверно, какая-нибудь ошибка. Я ясно сказал Бартоломею, что мы приедем сюда, а между тем в его окне нет огня. Не знаю, что и подумать.
– Он всегда так охраняет свои владения? – спросил Холмс.
– Да, он последовал примеру отца. Видите, он был любимцем отца, и иногда мне приходит на ум, что отец рассказал ему многое, чего не говорил мне. Вот то окно, на которое падает лунный свет, находится в комнате Бартоломея. Освещено снаружи, но внутри, мне кажется, темно.
– Совершенно темно, – сказал Холмс. – Но я вижу свет в маленьком окне у двери.
– А, это комната экономки. Там сидит старая миссис Бернстон. Вот кто может все рассказать нам. Но, может быть, вы согласитесь подождать здесь минутку-другую, потому что она может испугаться, если мы войдем все сразу, а она ничего не знает о нашем приезде. Но тс! Это что такое?
Он поднял фонарь кверху, и рука его так дрожала, что круги света мелькали вокруг нас. Мисс Морстэн схватила меня за руку, и мы все стояли, насторожив слух, с сильно бьющимися сердцами. Из большого темного дома в безмолвии ночи раздался самый жалкий и печальный из звуков – пронзительный, прерывистый плач испуганной женщины.
– Это миссис Бернстон, – сказал Шольто. – Она единственная женщина в доме. Погодите здесь. Я сейчас вернусь.
Он бросился к двери и постучал особенным образом. Мы
