немного сбоку, лицо солнца. Нигде его ещё не видно: ни в деревне, ни в поле. И ты знаешь это! А тут оно уже улыбается, как морщинки разбежались от него в разные стороны красные лучики, зажгли стволы сосен. …И вот стоишь, словно среди огромных свечей, маленький карлик. И молиться хочется и креститься… Падаешь на колени…
– Молиться в церкви надо, да и про сосны я уже где-то слышал, – опять что-то дёрнуло Алёшу.
Юрий внимательно, как на пожаре, посмотрел на него, с силой сжал веки несколько раз, отвернулся и сказал тихо:
– Худо дело. Учит тебя Емеля, учит, а ты всё как дурак. Глупый ещё… – искал он слова, – молодой. Да и я такой же…
Юрий ещё что-то говорил, но Алёша больше не слушал, не мог слушать, то, что таилось в нём с самого пожара, поднялось во весь рост, вытянув свои лапы в Алёшины руки и ноги; внутри закипело. «Глупый», «дурак» – это бы он стерпел. Но… – «молодой!». В школе его так и звали: Зелёный, или ещё: Одуванчик. «Ладно! – распалял он себя. – Ладно!» …Вспомнилось, как в таких случаях отвечал Серёга. Алёша улыбнулся нехорошо.
– Знаешь что? – спросил он Юрия, который глядел куда-то вдаль и ел чернику. – Как вас по батюшке? – Словно не знал, как дядьку зовут, а может, и забыл.
– Серафимович. Дед у нас чудак был, не знаю, чего ему вздумалось так отца назвать.
– Юрий Серафимович, а ведь Колобок тоже долгое время думал, что он разносторонняя, так сказать, круглая личность. Пока однажды не получил пинка и не улетел высоко-высоко, стукнулся лбом о луну и стал стремительно падать вниз, удивляясь, как невероятно быстро увеличивается в размерах этот Земной шарик.
Юрий помолчал немного.
– А знаешь, Лёша, ведь Колобок – это хлеб. – Он лёг на землю, раскинув руки. – Давай в небо глядеть.
Алёша ничего не ответил. Слова Юрия: «Колобок – это хлеб» – поразили его. Он посидел несколько секунд и тоже лёг, примяв мох и раздавив, наверно, не одну черничину, которые в отместку замарали пиджак. Со стороны кажется, что тела двух людей, лежащих на бору, выросли подобно грибам: земля вытолкнула их наружу, и они теперь в объятиях мха и ягодника.
По небу плывут лёгкие с неровными краями облака. Наблюдаешь за ними и успокаиваешься, ни о чём постороннем не думаешь… «Облака – белогривые лошадки», – пришло Алёше в голову. Как же давно не лежал он вот так где-нибудь в парке отдыха или лесу, не смотрел в небо и не угадывал, на что похоже очередное, выглянувшее в окошко между кронами облако.
…Со временем начинает казаться, что это не облака проплывают куда-то, а ты сам, раскинув руки и ноги, обдуваемый ветром, летишь!.. И даже не ты, а вся Земля. А деревья-волосы шумят кронами, сопротивляясь встречному ветру. Пахнет мхом, прелой хвоёй, ещё чем-то, все эти запахи мешаются в один, с детства знакомый, успокаивающий. Хочется спать в объятиях бора, когда он поёт свою колыбельную, а покачивающиеся слегка сосны кажутся толстыми канатами, на которых подвешена твоя кроватка. Вот уже и глаза, нет-нет, и закроются на несколько
