он непременно перевоплотится в рыжего котенка с голубыми глазами.
Через год после того, как дедушка умер, уже в новом дачном домике на Горском озере, недалеко от поселка Воейково, двухкомнатную квартиру деда отобрали, как говорили тогда, в связи с государственной необходимостью. Cоседская кошка родила троих котят, и бабушка принесла в дом рыжего голубоглазого.
Было ли это воплощением моего дедушки, установить не удалось, но Шустрик вырос сильным и красивым животным. Его усилиями прежде серое поголовье дворовых кошек основательно пополнилось восхитительными рыжиками. Это произошло после того, как слегка возмужавший и почувствовавший зов свободы и любви кот совершил свой первый побег из дома.
Шустрик появился в олимпийском восьмидесятом, в тот год, когда не стало Владимира Высоцкого. Помню, мы узнали о трагедии летом, впервые выбравшись на Азовское море, в город Жданов (ныне Мариуполь). Мама тогда еще спросила меня, нравится ли мне Высоцкий, и я сказала, что у него очень грубый голос.
– Зато какие нежные стихи, – не согласилась со мной мама и вскоре принесла машинописную перепечатку. Помню, я зачитывалась Высоцким, сначала восприняв его на бумаге. Гораздо позже сумела понять, что особая чувствительность и нежность его природы становится еще более нежной и хрупкой именно в сочетании с грубым голосом.
Забавно, мама никогда не любила поэзии, но именно ей я обязана знакомством с самыми любимыми авторами моего детства, и именно она, работая на копеечной зарплате в книжном коллекторе, умудрялась с каждой получки в девяносто рэ покупать книгу.
У нас в доме целый стеллаж одной только поэзии.
Однажды, буквально несколько лет назад, я спросила маму, почему она покупала поэзию, если никогда не любила ее.
Мама удивленно подняла брови:
– Для тебя, ты же поэзией увлекалась, и тебе это было нужно.
Любовь в контексте развитого социализма
В стихах я неосознанно искала некий осязаемый призрак любви. Поэтому предпочитала легенды о прекрасных дамах и благородных рыцарях, о коварных колдуньях и добрых волшебниках, но как же сложно, оказывается, в это время было с любовью вокруг меня. С любовью в пространстве совка. Как же все это теперь странно звучит…
– …когда готовили Большую советскую энциклопедию, – рассказывает писатель-фантаст Андрей Дмитриевич Балабуха[1], – дошли до тома с буквой «л» и вдруг обнаружили, что в словнике нет такого основополагающего понятия как «любовь».
Упущение, жуть! Отнеслись серьезно и заказали статью одному из крупнейших наших психологов. Получилось великолепное эссе. В редакции энциклопедии дамы множили эту статью, передавали знакомым, как величайшую драгоценность прятали в своих столах, украдкой проливая на листки нежные женские слезы.
Но если дамы восприняли благую весть любви как обещание чуда в грядущем, руководство вынуждено было решать далекие от нежных чувств задачи.
Тут
Андрей Дмитриевич Балабуха. Родился 10 апреля 1947 года в Ленинграде. Прозаик, поэт, критик, переводчик, составитель сборников и книжных серий, а также литературный и научный редактор. Удостоен Специального почетного диплома Международного конкурса на лучший фантастический рассказ (1981), проводившегося журналом «Техника – молодежи» вкупе с журналами Болгарии, Польши и ГДР; приза имени И.А. Ефремова – за общий вклад в отечественную фантастику (1992); а также литературной премии им. А.Р. Беляева (Беляевской премии) – за серию критических статей об англо-американских писателях-фантастах (1993).
