весь оставшийся вечер провел дома в раздумьях. План "Паука" казался ему утопией и авантюрой. Он ни секунды не верил в то, что им удастся его осуществить. Но Сергей ухватился за него, словно утопающий за последнюю соломинку. И уверенность всех окружающих, и самого Павла, помешала ему высказать свои сомнения публично. Он поддался стадному чувству и пустил все на самотек.
В тот вечер в его квартире раздалось несколько странных звонков. Каждый раз "Сапер" превозмогая боль в коленях, хромал в сторону коридора, поднимал трубку, но слышал в ответ лишь молчание и тяжелое дыхание своего собеседника. Кто так жестоко шутил над ним, ему оставалось только гадать. Возможно, это был Тараканов, который таким образом пакостил за свое разбитое лицо, а может быть "Гасан" и "Пластилин" хотели заставить его нервничать, и таким образом напоминали о деньгах. Но цель была достигнута, и какой-то неприятный осадок от этих звонков действительно остался.
Ранним пятничным утром, едва успев позавтракать, Сергей услышал за окном громкий протяжный гудок мотоцикла. Он отодвинул занавеску, и, выглянув в окно, увидел внизу у своего подъезда оранжевую "Планету-5" самой первой модификации. Верхом на ней сидел тучный Михаил Никифоров в своей черно-желтой полосатой майке и озирался головой по окнам верхних этажей. Он посигналил снова, и Харламов с трудом взобрался на подоконник, распахнул форточку и крикнул:
– Здорово, Миша! Сейчас спущусь, не шуми.
Когда "Сапёр" спустился и отварил ветхую подъездную дверь, мотоцикл "Шмеля" с обеих сторон обступили две бойких возмущённых старушки. С левой стороны – худая и костлявая с клюшкой в оранжевом плаще 60-х годов, застегнутом на большие черные пуговицы, и зелёном цветастом платке, покрывавшем седые волосы. С правой – упитанная, как и сам Михаил, тучная старушка в бордовом плаще и синем вязанном берете. Полная женщина молчала, и, видимо, подошла за компанию. А худощавая в жёлтом была возмущена до предела. Она махала своей клюшкой и громко кричала на "шмеля", а сморщенное старое лицо пепельного цвета от злости и возмущения ещё больше покрылось морщинами и напоминало потрескавшуюся от засухи землю. Крик оглашал двор, пожалуй, даже сильнее, чем звуковой сигнал мотоцикла, она по-деревенски делала в своей речи акцент на "о", и обильно посыпала свою отповедь просторечными выражениями:
– Ты чего разбибикался, окоянный наркоман? Люди спят, он бибикаеть тут! А ну езжай отседова!
– Тише, тише… – оправдывался Михаил, покраснев и переводя растерянный взгляд с одной старушки на другую, – Я сейчас друга дождусь, и уеду… Вы сильней, чем мой мотоцикл орёте!
– Я те поору, супостат! Я поору тебе сатанист проклятый! – разошлась было старушка, но увидев "Сапера" немного смягчилась, осознав, что силы уравнялись, – Вон ещё один прётся "моцоциклит". Развелось, наркоманов… Рокеры чёртовы…
С этими словами обе женщины удовлетворенно повернулись и пошли к соседнему дому, чтобы присесть на скамейку у своего подъезда. При этом
