style="font-size:15px;"> Яна, стоявшая всё время за спиной Саши, слышала весь разговор студентов, ухватилась что было сил за рукав Чистова и, подтянув к себе парня, зашептала ему на ухо:
– Я тебя никуда не пущу, вначале меня убей. Ты в концентрационный лагерь захотел, на Колыму или Печору?
– Да я…
Фёдор, увидев испуганные глаза девушки, тоже перегородил дорогу Чистову:
– Саня, стой. Андрея Аристарховича уже не оживить, а Юрку… – он умолк и, подумав, через минуту добавил: – …Жизнь накажет. Она длинная, вспомни наркома Ежова: что творил-то, ирод поганый, так его потом самого под вышку подвели, от товарища Сталина ничего не утаишь.
– Ты думаешь?
– Несомненно – это же Сталин!
Так и стоял обессиленный Сашка между девушкой и однокурсником, не в силах не только восстановить справедливость и порядок на белом свете, но даже и дать по морде…
Миновало две недели, багряный август 1941 года шёл к концу. Немецкие полчища вышли к Таллину. Фашисты рвались к Киеву и Днепропетровску. Начиналась героическая оборона Ленинграда, и продолжалось кровопролитное сражение под Смоленском. Красная Армия оставила Великий Новгород. Далеко от центра России Советские войска оккупировали Северный Иран, а английскими союзниками была взята под контроль южная часть страны. Советских немцев принялись второпях переселять из Поволжья, где они жили с времён Екатерины Второй, в восточные районы страны. А в Архангельский порт прибыл первый конвой с ленд-лизом из Англии.
Слушая вечерами радиосводки Совинформбюро, студенты узнавали, что 29 августа наши войска вели упорные бои с противником на всём фронте. С 21 по 27 августа советской авиацией уничтожено более пятисот самолётов, наши потеряли только двести шестьдесят два. А на одном из участков Северного фронта танковая часть героя Советского Союза полковника Погодина за шесть дней боёв уничтожила сто немецких танков и одиннадцать противотанковых орудий. В одном только бою было уничтожено тридцать восемь средних и лёгких танков противника.
Кто-то из пацанов хлопал в ладоши, а после, отойдя в сторону от ретранслятора, всё сокрушался, что фашистов, небось, успеют разбить без него. Но те, кто оказывались подле Минского шоссе и видели своими глазами, как с каждым днём безмерно увеличивается нескончаемый поток беженцев, неудержимо текущий с запада на восток, думали иначе: где же тот рубеж, о который столкнутся иноземные полчища? А следом возникал непрошеный вопрос вопросов, задаваемый во всём Советском Союзе, да и во всех полушариях и на всех обитаемых континентах Земли: сдадут ли нацистам Москву?
День и ночь напролёт около дорог, ведущих на восток страны и в Москву, а где и по сельским просёлкам или прямо по проезжей части, в пыли гнали свои стада колхозники. Голодные, уставшие коровы нестерпимо мычали, а то и срывались на поляны при первой возможности, или просто в кювет за свежим листом. Утомлённые погонщики едва удерживали отары овец, которые всё норовили от шума и голода разбежаться
