победой. И тем оно коварно, ибо никто не приходит на помощь победителям.
Немного помолчав, Антоний добавил:
– Ты должен опередить Милона в Анунции!
– Успокойся. Я никуда не еду, – освободившись от рук собеседника, Клодий подошёл к шкафу у стены и достал из него вощёную табличку и стиль. – У сестры завтра праздник. Я обещал быть. Хочешь, пойдем вместе, выпьем фалернского… и, ладно-ладно, ещё раз обо всём переговорим.
– Если мне не изменяет память, завтра годовщина победы над Митридатом. С каких пор сестра Клодия отмечает успех Помпеева оружия?
– Это совпадение, Марк. Неслучайное, если учесть, что Клодия празднует дюжину раз в декаду, – Пульхер на секунду задумался, сделал несколько записей и спросил: —Однако почему ты сказал про посла варваров «они» – «они живут в Анунции», ему что, позволили подъехать к Риму со свитой?
Антоний, полуприкрыв лицо ладонью, чтобы спрятать усмешку, быстро, словно чёрный камешек бросил, глянул одним глазом на Клодия:
– Нет, Пульхер, кроме десяти германцев-телохранителей, никакой свиты. Не парься, закон соблюдён. «Они» я сказал, имея в виду племянницу посла, внучку вождя, погибшего при Секстиевых Аквах. Её дед стал героем нового эпоса. Его доспехам поклоняются как святыне несколько враждующих германских племен. Отец погиб недавно в Паннонии, когда девушке не было шестнадцати вёсен, и вот уже два года с тех пор Гудрунхен является символом объединения германцев.
– Она хороша?
– Для символа даже слишком. В нашем мире такая красота вызвала бы раздор и войну, может быть, страшнее Троянской. Думаю, что и германские вожди неслучайно держат Гудрунхен подальше от своих глаз и от молодых воинов. А девушка прямо-таки бредит Римом, вполне сносно владеет нашим языком. Ты знаешь, она читала твои речи и ставит их много выше Цицероновых и даже записок Цезаря. Некоторые пассажи она заучила наизусть и, когда узнала, что мы друзья и что я тайно еду в Рим для встречи с тобою, весь ужин умоляла разрешить ей, переодетой воином, участвовать в приключении. Посол, сделав вид, что сердится, отослал племянницу в спальню, но, оставшись со мной, всё посмеивался в рыжую бороду, довольный: «Отчаянная девчонка! Это она в Хильдебранда».
Публий, усмехнувшись, пожал плечами, задумался, потом спросил:
– Кажется, Анунций лежит на Аппиевой дороге?
– Да, этот городок лежит на дороге, проложенной твоим предком.
Отдёрнув шелк занавеса над входом, Клодий позвал раба, отдал ему исписанную табличку:
– Сестре!
Подошёл к Антонию:
– На Аппиевой дороге у меня две виллы, управляющих которых я давно хотел проверить. Слушай, Марк, я еду в Анунций завтра же, после праздника у моей сестры, где мы с тобой упьёмся фалернским.
Антоний, довольный, не скрывая радости, сжал ладонями плечи Клодия:
– Я не сомневался
