беседа в постели, во время которой муж приносит себе рюмку виски, а жене бокал хорошего вина.
Взаимная потребность, чтобы все происходило не на полу в прихожей и не на кухонном столе, как в дешевых эротических триллерах, а в чистой постели, после ванны с душистым бальзамом. В конце концов, они живут не в тайге и в любой момент могут себе позволить эти маленькие удобства, правильно Лева говорит.
Все это у нее теперь было, и в обрамлении этих милых мелочей близость с мужем вполне удовлетворяла Еву.
Он был так же внимателен к ее интимным желаниям, как и ко всяким другим, и она была ему за это благодарна.
– Почему бы и нет, моя радость? – усмехался Лева, если она, например, просила его не спешить, еще немного ее подготовить. – Куда торопиться, всего пять минут – а насколько слаще обоим!
С таким же явным выражением удовольствия он покупал жене маленькие букетики фиалок, которые она любила, или картинки с видами Вены у уличных художников, или длинные серебряные шпильки для волос. Она не злоупотребляла его вниманием – просто потому, что больше не испытывала потребности в невозможном.
А удовольствие в постели с предупредительным мужчиной, который умеет вовремя продлить близость и вовремя ее завершить, – это было вполне из области возможного. Ева только вздрагивала до сих пор, неощутимо для мужа, когда он спрашивал: «Ты уже можешь кончить?» Это почему-то мешало, хотя ведь Лева беспокоился только о ней… Но в конце концов, многим женщинам можно пожелать, чтобы такая ерунда была для них единственной интимной проблемой!
Когда все заканчивалось, Лева благодарно целовал жену, шел в ванную, по дороге наступая тапкой на выключатель витого торшера. А Ева закрывала глаза и чувствовала, как ровное, приятное тепло разливается по всему ее телу.
Глава 3
Блошиный рынок возле Нашмаркта был до невозможности длинен.
Все новые и новые горы разноцветного тряпья вырастали по обеим сторонам песчаной дорожки. Наперебой кричали босые цыганята, заманивая неслыханной дешевизной своего сомнительного товара: «Их биллигер, биллигер! Фюнф шиллинг биллигер!» Бомжастого вида личности курили, пили пиво и пепси. На подстилках перед ними лежали сломанные компасы, металлические фляжки, ношеная обувь, потемневшие медали, часы без стрелок, тусклые старые флаконы из-под духов…
– Теперь-то в Москве то же самое, – сказал Лева, пробираясь через эту пеструю толпу. – А вот догадайся, Евочка, чем я больше всего был потрясен, когда впервые попал на блошак – не здесь, правда, а в Германии?
– Даже не представляю.
Ева устала, вспотела и меньше всего была расположена к элегическим воспоминаниям. К тому же в прошлый раз на блошаке у нее вытащили кошелек, поэтому теперь приходилось все время прижимать сумку к животу, и это тоже раздражало.
– Ну подумай, в восемьдесят седьмом году чем мог быть потрясен нормальный совок?
– Лева, мне надоело, – сказала Ева.
– Тем,
