ни в чем не обвиняла, но он оправдывался каждую ночь.
Он разбирал по шагу весь путь, приведший их сюда, на остров, – его в шалаш, ее в могилу под деревом, слегка похожим на дуб.
И доказывал, что ни в чем не виноват, что каждый шаг его был единственно верен – любой иной привел бы назавтра в темницу, через день-другой – в пыточную, через неделю или две – на виселицу.
Причем для него – после смерти шерифа и отряда посланных короной солдат – виселицей дело бы не закончилось, напротив, лишь началось бы…
Это серьезно, это не убить мытарей епископа, что грозило лишь заурядным повешением, – королевское знамя есть королевское знамя, и его, поднявшего оружие против короля, подвесили бы аккуратнейшим образом, чтобы не сломать невзначай позвонки. Потом, дав вволю подергать ногами в танце с Пеньковой Мэри, вынули бы живого из петли, и привели бы в чувство, и ободрали бы кожу, и оскопили бы, и выпотрошили, и сожгли бы потроха и мужское достоинство в жаровне, у него на глазах. И лишь потом бы рассекли на куски, начав с рук и ног, чтоб подольше мучился…
Она, как соучастница, могла бы отделаться всего лишь колесованием. Если бы повезло и день бы выдался жаркий, к вечеру могла бы умереть. Но это только если бы повезло…
Земля горела у них под ногами, а он не хотел умирать в муках, и не хотел, чтоб в муках умерла она.
Им не было места на земле короля, и они ушли на воду, и захватили судно, стоявшее на Тренте – небольшое, но мореходное: одномачтовый когг, плававший через Канал, в Кале и другие порты.
Земли за Каналом тоже принадлежали королю Эдди, и там их тоже ждала лютая казнь, и Волчий Сын предложил плыть на веселый зеленый Эрин, куда не дотянутся лапы короны.
У них не было выбора. На земле старой доброй Англии их травили, как волков, не давая ни дня покоя. На любой другой досягаемой для короны земле их ждала такая же охота, и в конце ее страшная смерть.
Они – все, кто уцелел к тому дню, – поплыли на Эрин, в вольный Коннахт, подальше от Дублина, подвластного королю, – Волчий Сын был родом из тех мест, из Коннахта.
Поплыли вчетвером, принудив оружием пятерых из команды когга, кто случился в ту ночь на борту. Волчонок, именуемый в розыскных листах Аланом из Дейла, а на деле звавшийся Аллен Мак Кеннион, знал толк в морском деле и не дозволил бы мореходам свернуть не туда…
Они плыли. Плыли по единственно возможному пути, ведущему в неизвестность, но уводящему от смерти.
Разве он виноват, что путь был лишь один?
Он любил ее, и спасал от смерти, и повинен лишь этим.
Ну а в том, что налетел ураган, и сломал в щепки мачту, и погнал когг неведомо куда, не виноват никто.
Людям не дано управлять ветрами и ураганами.
Он оправдывался почти каждую ночь, длилось это долго, – и он дошел в своих оправданиях до того дня, когда к острову прибило когг, где уже неделю оставались лишь двое живых – он и она.
Он и тогда сделал все, чтобы она осталась
