одного рабочего цеха. И не как основная линия, а как дополнение к работе по строительству коммунизма.
Появились и непутевые герои, которые создавали контекст будущей перестройки, когда труд перестал быть основной темой, а только декорацией, на которой разворачивались личные драмы. Это было освоение уже не труда, а быта как главной цели жизни человека. Кино активно заменяло те или иные шестеренки в модели жизни. И личное счастье стало такой заменой, конечно, привлекая массу зрителей, поскольку внимание к общественному счастью может создавать только государство в преодолении индивидуального сопротивления. Кстати, фильмы публицистического свойства вообще делали счастье делом государственным, когда демонстрировали зрителям, как герой идет на смерть ради жизни других. Это реализация уже даже христианского «смертью смерть поправ».
Советское личностное в позднесоветском кино было принципиально контробщественным. На экране забродили взрослые мужики в роли мятущихся мальчиков. Они напряженно искали себя. Эти искания, конечно, уводили их все дальше от государства, которое меряло свою жизнь тоннами и километрами, а здесь был всего лишь «грамм любви». Конечно, государство не могло опуститься до грамма.
Новые типажи начали приходить из жизни в кино: «Советская власть на свою голову вырастила некое подобие аристократа, который, как и было положено по статусу, постоянно рефлексировал, читал стихи и никак не мог уйти от нелюбимой жены к любимой пассии. Оба любовника – из породы бывших шестидесятников, то есть первое и оно же последнее поколение тех самых НИИшных дворянчиков, для которых впечатления и смыслы дороже денег. Но при этом они в отношениях c бабами слабы и нерешительны. Не люблю, но не могу бросить. Люблю, но не могу прийти навсегда. На этом месте могли бы оказаться Лукашин, Новосельцев, а также многочисленные персонажи тех лет, галерею которых закономерно замыкает герой Игоря Костолевского в кинофильме „Прости!”» [8].
СССР проигрывает холодную войну не в идеологии, где были выстроены редуты, которые было врагу не одолеть, а в быту, где таких редутов не было. Кстати, одно из первых столкновений такого рода между Хрущевым и Никсоном получило название кухонных дебатов, поскольку они происходили на фоне американской кухни на американской выставке в Москве. И именно здесь был спрятан корень проигрыша СССР в холодной войне. В результате оказалось, что СССР потерял поддержку населения. Войны не выигрываются, даже холодные, когда тебя не поддерживает свой собственный народ.
В результате замедления развития в период «застоя», уже даже частичного снятия железного занавеса все стало понемногу рушиться. Исчез дух эпохи, на котором держался весь дореволюционный период, когда повсюду звучало «все выше и выше» из гимна авиаторов:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор,
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А
