жизнь, замечательный сын, но я просто не мог смотреть на себя в зеркало.
– Почему?
– Потому что меня не оказалось тогда рядом, и она спрыгнула. Я не мог себе простить…
– Кто спрыгнул?
– Фрэнни.
– О чем вы? Она не спрыгнула. Я только что видел ее у вас дома.
Сквозь помехи на линии до Барри доносятся рыдания.
– Джо, вы знали Энн Восс Питерс?
– Да.
– Откуда?
– Мы были женаты.
– Что?!
– Это из-за меня она покончила с собой. Я увидел рекламу в газете: «Хотите все исправить?» – и позвонил по номеру… Энн сказала вам, что у нее синдром ложной памяти?
– Да.
И у меня тоже.
– Похоже, теперь и вы им страдаете. Говорят, он передается через общение…
Джо смеется. Звук полон сожаления и ненависти к самому себе.
– СЛП – вовсе не то, что о нем думают.
– А вы знаете, что это?
– Еще бы.
– Тогда расскажите мне.
В трубке повисает тишина. На секунду Барри кажется, что связь прервалась.
– Джо, вы там? Вы слышите?
– Да, я здесь.
– Что такое СЛП, по-вашему?
– Это из-за таких, как я. Из-за людей, которые сделали то же, что и я. И чем дальше, тем будет только хуже.
– Почему?
– Я… – Длинная пауза. – Я не могу объяснить. Это слишком безумно. Вам нужно самому все увидеть.
– Как?
– Когда я позвонил, мне сперва задали несколько вопросов по телефону, а затем отвезли в отель на Манхэттене.
– На Манхэттене много отелей, Джо.
– Не таких, как этот. Туда так просто не попасть. Только по приглашению. И единственный вход – через подземный гараж.
– Вы знаете точный адрес?
– Восточная Пятидесятая, между Лексингтон-авеню и Третьей. В одном квартале с круглосуточной забегаловкой.
– Джо…
– Это очень могущественные люди. У Фрэнни был срыв, когда она все вспомнила, и они тут же узнали. Приехали, угрожали мне…
– Кто? Что за люди?
Молчание.
– Джо? Джо?!
Короткие гудки. Барри перезванивает, его сразу переключают на голосовую почту. Он смотрит в окно – там только темнота, лишь время от времени мелькают огни домов и станций.
Барри возвращается к альтернативным воспоминаниям, застигшим его в кафе. Они никуда не делись. Такого прежде не было, но они так же реальны, как и все прочие, – парадокс, который не желает укладываться в голове.
Взгляд обегает вагон, где, кроме Барри, никого. Тишину нарушает только похожий на сердцебиение мерный перестук колес поезда, мчащегося по рельсам. Рука ощупывает сиденье, пальцы скользят по обивке… Барри залезает в бумажник, достает и рассматривает свое водительское удостоверение и полицейский значок.
