если не случится что-то самостоятельное, не зависящее от меня, то мать обязательно испортит настроение и заставит ночью мучиться угрызениями совести. И я до головной боли буду пережевывать ее слова и поступки, а потом в отвратительном настроении снова приду на работу и пойду к ней. Принесу какие-нибудь помидорчики… И так изо дня в день…»
Из отсека Полежаевой – Хохлаковой вышел Дмитрий. Увидел ее, остановился. Лицо немного растерянное, тревожное. Альфия усмехнулась. Неужели это Хохлакова так его напугала?
– Альфия Ахадовна!
Она остановилась резко, совсем близко от него. Неужели мы действительно определяем любимых по запахам? Дмитрий был намного выше Альфии – ей захотелось уткнуться лицом в вырез распахнутой на груди простой серой рубашки с крошечным золотым крестиком на тонкой цепочке, вдохнуть запах его молодой кожи, пожаловаться, как ей трудно, как остро она чувствует одиночество, как хочется ей защиты… Если бы он сейчас обнял ее, она пошла бы с ним куда угодно.
Он отступил на два шага.
«Ну, пойми меня! Поцелуй!» – приказывала она ему взглядом.
– Альфия Ахадовна! Там Полежаева прячется под кроватью…
Он ничего не понял, не почувствовал. Альфия высокомерно вскинула бровь.
– И что? – Она обошла его и направилась к своему кабинету.
«Полежаева прячется под кроватью, я – за своим письменным столом. Может, для того чтобы разбудить чье-нибудь любопытство, нужно и мне спрятаться где-нибудь?» Она вздохнула. Нет. И так, наверное, в автобусе переборщила…
Дима развернулся и пошел за ней в кабинет. Как ей привычно, уютно за своим столом! Она снова бросила рыбкам корм. Фуксии голубели за тюлевой занавеской, на люстре мелодично переливались колокольчики. Альфия подумала: «Рай в отдельно взятом медицинском учреждении…»
Дмитрий встал напротив ее письменного стола.
– Так вот, Альфия Ахадовна, Полежаева показала клинику «острого живота».
Альфия медленно подняла вверх голову. Взглядом уставилась в пряжку его ремня, поблескивавшую в просвете незастегнутого халата. Оценила крепкие бедра, представила, что там прячется за желтой металлической змейкой на джинсах. Вздохнула и перевела глаза на сильные, молодые руки с крепкими, выпуклыми подкожными венами. «Качается, наверное…»
– А больше она тебе ничего не показала?
Он растерялся.
– Я ведь хирург. Я не шучу.
Альфия закрыла лоб рукой и сделала вид, что стала просматривать чью-то историю болезни. Дмитрий не отходил. Альфия убрала руку со лба, поправила волосы.
– На какой она койке?
Дмитрий заглянул в свои записи.
– Кажется, на восемнадцатой.
– Креститься надо, если кажется. Сядь иди, успокойся. Чаю выпей или кофейку.
Альфия еще не определила ему рабочее место. Она не знала, оставить его в своем
