за мачехой, как за родной маткой, росло…
– Ну и что в этом плохого? – робко возразила Бася, подняв на тетку глаза. – Ребенку действительно любовь нужна… А в институт я потом поступлю, обязательно поступлю!
– Да где уж… – махнула раздраженно рукой тетя Дуня, продолжив свой демарш по комнате. – Ему теперь и не надо, чтоб ты шибко ученая была. Зачем ему грамотная служанка да нянька сдалась? Одумайся, Баська, пока не поздно! Одумайся!
– Нет, тетя Дуня. Я уже решила. Я люблю Вадима и Глебку тоже люблю. Тем более он уже успел ко мне привязаться. Он меня вчера мамой назвал… Ну как я могу одуматься? Нет, не могу…
– Ишь ты, мамой! Уж больно быстро!
– Так получилось, теть Дунь. Извините. Ладно, пойду я. Меня там, в машине, Вадим ждет. Зря вы его выгнали, теть Дунь. Он как лучше хотел, свататься пришел, а вы его выгнали…
– А не надо мне его сватовства! Пусть он тебя перед Фроськой высватывает, а мне такой чести не надо!
– Все равно нехорошо получилось, теть Дунь… Не по-людски как-то. Ладно, пойду я…
– Ну иди, иди, мачеха! Иди, поешь лиха. Думаешь, сладкий это хлеб – в мачехах-то ходить… Расстелешься добротой, а пасынок спасибо не скажет. А ты добрая душа, ты точно расстелешься…
Молча поднявшись с дивана, Бася потянула к себе букет, медленно прошла мимо тетки, неся цветы головками вниз. В дверях обернулась и, будто сглотнув обиду, произнесла сдавленно:
– Да, вы правы! И расстелюсь! И пусть не скажет! Он же не виноват, что у него мать умерла! Он же маленький еще… Вы его не видели, а говорите…
– Да больно надо мне его видеть! Мне же тебя, дурочку, жалко!
– Ой, ну чего вы меня мучаете, теть Дунь? Зачем вы так? Ребенок мне поверил, мамой назвал… Может, я и глупая, как вы говорите, но нельзя же по-другому… Люблю я их, понимаете? Люблю! И Вадима люблю, и Глебку люблю…
– Ладно, иди уж, чистота святая. Потом плакать начнешь, да поздно будет. Еще не раз меня вспомнишь.
– Ага, я пойду. Там Вадим ждет. До свидания.
В прихожей она неуклюже заторопилась, пытаясь одновременно сунуть ноги в туфли и открутить рычажок замка. Потом огляделась в поисках сумочки.
– Ишь, как заторопилась… – вышла проводить ее тетя Дуня, встала в проеме комнаты обиженным изваянием. – Ладно, иди, иди… Да не обижайся на меня, я ведь от добра только. Не забывай, заходи иногда. И дай бог тебе терпения великого, раз чужому ребенку матерью назвалась. Сама-то еще дитя дитем, господи… А теперь что делать – терпи. Терпи, Баська, терпи. Терпи…
…Она вдруг резко открыла глаза – показалось, тети-Дунин голос прозвучал в самое ухо – терпи! Оглянулась лихорадочно, будто она и впрямь могла стоять у нее за спиной, потрясла головой, обрывая поток памяти. Он тут же послушно иссяк, словно кто-то невидимый нажал на нужный рычажок, остановил пленку. Да и то, хватит уже. Прожила еще раз то время, и хватит. Иначе всякие сомнения в душу полезут, потом от них не отделаешься. Например,
