ж не сорвал?
Ноздрев. Ну, уж как покутили, ваше превосходительство! Ах, нет его… (Почтмейстеру.) Веришь ли, я один в продолжение обеда выпил семнадцать бутылок шампанского.
Почтмейстер. Ну, семнадцать бутылок ты не выпьешь.
Ноздрев. Как честный человек, говорю, что выпил.
Почтмейстер. Ты можешь говорить что хочешь…
Мижуев. Только ты и десять не выпьешь!
Ноздрев (Прокурору). Ну, хочешь биться об заклад, что выпью?
Прокурор. Ну, к чему ж об заклад!..
Ноздрев (Мижуеву). Ну, поставь свое ружье, которое ты купил!
Мижуев. Не хочу.
Ноздрев. Да, был бы ты без ружья, как без шапки. Брат Чичиков, то есть как я жалел, что тебя не было!..
Чичиков. Меня?!
Ноздрев. Тебя! Я знаю, что ты не расстался бы с поручиком Кувшинниковым.
Чичиков. Кто это Кувшинников?!
Ноздрев. А штаб-ротмистр Поцелуев!.. Такой славный. Вот такие усы. Уж как бы вы с ним хорошо сошлись! Это не то что прокурор и все губернские скряги…
Полицеймейстер, Почтмейстер и Прокурор уходят.
Эх, Чичиков, ну что тебе стоило приехать? Право, свинтус ты за это, скотовод этакий! Поцелуй меня, душа!
Мижуев уходит.
Мижуев, смотри, вот судьба свела. Ну, что он мне или я ему? Он приехал бог знает откуда, я тоже здесь живу. Ты куда завтра едешь?
Чичиков. К Манилову, а потом к одному человечку тоже в деревню.
Ноздрев. Ну, что за человечек, брось его, поедем ко мне.
Чичиков. Нельзя, есть дело.
Ноздрев. Пари держу, врешь. Ну, скажи только, к кому едешь?
Чичиков. Ну, к Собакевичу.
Ноздрев захохотал.
Что ж тут смешного?
Ноздрев (хохочет). Ой, пощади, право, тресну со смеху.
Чичиков. Ничего нет смешного. Я дал ему слово.
Ноздрев. Да ведь ты жизни не будешь рад, когда приедешь к нему. Ты жестоко опешишься, если думаешь найти там банчишку или добрую бутылку какого-нибудь бонбона. К черту Собакевича! Поедем ко мне, пять верст всего!
Первый…а что ж, заехать, в самом деле, к Ноздреву, чем же он хуже других? Такой же человек, да еще проигрался!
Чичиков. Изволь, я к тебе приеду послезавтра. Ну, чур, не задерживать, мне время дорого.
Ноздрев. Ну, душа моя, вот это хорошо! Я тебя поцелую за это. И славно. (Целует Чичикова.) Ура, ура, ура!
Заиграли клавикорды.
Картина третья
У Манилова. В дверях. На Маниловой капот шелковый, по оригинальному определению Гоголя, «бледного» цвета.
Манилова. Вы ничего не кушали.
Чичиков. Покорнейше, покорнейше благодарю, я совершенно сыт.
Манилов. Позвольте вас препроводить в гостиную.
Чичиков.
