на спинку моего кресла. У меня мелькнула мысль, что как только она уйдет, я тут же выброшу это кресло. Прежде я никогда к ней так не относился. Она только смотрела на меня и молчала. Я тоже ждал. Спрашивать: как дела, как живешь, что тебя к нам привело, не имело никакого смысла. Я это видел: жилось ей плохо, вполне вероятно, что чересчур плохо. Полумрак, царивший вокруг нас, еще больше утверждал меня в этой мысли.
– Вот я и нашла тебя, – наконец произнесла она, повернула голову в сторону сбившихся в кучку ребят и, притишив голос так, чтобы никто кроме нас ее не мог слышать, добавила, – и мне очень плохо…
Теперь она смотрела только на меня, и даже в этом полумраке мне удалось разглядеть на ее запавших щеках бегающие желваки. И тотчас я увидел, как у нее увлажнились глаза. Так мы и сидели еще целую минуту или две, или три, целую вечность. Я не бросился вытирать ее слезы, целовать глаза, утешать ее… Я не упал перед ней на колени… Это был бы взрыв. Я это чувствовал и сидел перед ней по-прежнему, не снимая куртки, собрав пальцы в замок, глядя ей в глаза, но не видя ее. Конечно же, и у меня на щеках бугрились желваки взволнованности, конечно же, и мои пальцы стали похрустывать, когда я попытался усилием воли разрушить замок. Ни одна слезинка не упала из ее глаз, слезы просто высохли. Так долго мы молчали. Потом она сказала:
– Реет, мне нужны деньги, много…
Теперь ее голос был тих и спокоен, она бросала короткие фразы-условия нашего тайного договора, и через две-три минуты я уже знал, что каждое слово, которое она произносила, требовало действия и не терпело отказа. Я просто хорошо знал нашу Азу. С глазами, выжженными бессонницей, она теперь твердо знала, зачем пришла: долг платежом красен. Долг? Конечно! Я признавал: мой долг перед нею был огромен, чудовищен!
Как только я это понял, я тотчас перебил ее:
– Сколько?
Она назвала сумму. Я выдержал ее взгляд и сказал только:
– Зачем тебе столько?
Она не ответила, только смотрела на свои пальцы, собранные в твердые кулаки. Только теперь я почувствовал запах, этот запах полного отчаяния, запах ямы, пропасти, дна.
– Хорошо, – сказал я, – я найду.
Аза прекрасно понимала, что суммы, которую она назвала, я не мог себе даже представить. Я никогда бы не сосчитал таких денег. Я смотрел на нее с ужасом, который граничил с отчаянием. Но я сказал «да», которое сделало меня в тот момент свободным.
– Я приду через месяц, – сказала она, встала и ушла.
Это был первый настоящий великий шантаж в моей жизни, обратная сторона той медали, которая, нам казалось, будет весело и звучно сверкать на каждой нашей груди. Через месяц она позвонила, я просил подождать неделю. К тому времени мы уже были близки к поставленной цели. У нас не было выхода, и мы взяли банк.
– Взяли банк?!.
Лена в восторге!
– Ничего лучшего мы не могли придумать. Втроем с Юрой и Шутом мы сделали классический подкоп.
Лена не верит:
– Ты шутишь!..
– До
