же основания, как им летать над Уралом или бомбить Ирак… Даже больше!
Сказбуш проронил холодновато:
– Боюсь, что сочувствия такое заявление не вызовет.
Кречет сказал с тоскливой яростью:
– Еще бы! Мы просто опередили наше тупое большинство в осознании одного, вообще-то, простенького факта. Остальной народ еще прет по инерции. Мы ведь все вышли из американизма… Есть такое слово? Тогда придумайте! Когда нас тащили силой в коммунизм, мы упирались и с надеждой смотрели на Америку. Тогда не видели, что это всего лишь тупая сила, которая не хочет не только коммунизма, но и вообще культуры, не желает умнеть, смотреть на звезды. Но наши вожди надорвались, силой не затащишь даже в рай, коммунизм на какое-то время похоронен… надеюсь, надолго. А народ все еще по инерции кричит, что Америка – это хорошо, перенося хорошие качества борца против коммунизма вообще на жизнь… можно так сказать?
Коломиец отмахнулся:
– Вам все можно, Платон Тарасович!
Кречет посмотрел с подозрением:
– Что вы имеете в виду?
– Ваша малограмотность компенсируется искренностью, – сказал Коломиец с очень простодушным видом. – Народ это любит. Вы – народный президент!
Кто-то хихикнул и тут же сделал строгое лицо, зашуршал бумагами. Кречет засопел:
– Что вы какие-то с утра несерьезные.
– Так ведь суббота.
– Не воскресенье же, – огрызнулся он. – Кстати, завтра с утра чтоб все здесь! Я из вас шахтеров сделаю. Словом, мы уже поняли, что из себя эта Америка… коммунизм перед нею овечка! Если коммунизм пытался затащить в ускоренном темпе на вершину сверкающей горы, то Америка тащит в болото, на самое дно болота. А почему должны выбирать только между вершиной или болотом?.. Словом, завтра с утра чтоб были готовы варианты ответа на это заявление.
Коган вздохнул:
– Вот тебе, бабушка, и выходной…
А мудрый Краснохарев подытожил:
– Для нас воскресенье, что для коня свадьба: голова в цветах, а задница в мыле.
На столе перед ним мелькнули белые руки Марины, появилась его огромная чашка с павлином на боку, коричневая жидкость мощно колыхала высокую пену. Сшибающий с ног запах кофе растекся по кабинету. Коломийцу поставила вторую по размерам чашку, остальным – стандартные, бывшие цековские, с серпами и молотами на выпуклых боках, только перед Яузовым Марина опустила стакан с соком.
Черногоров с тоской посмотрел за окно, где день удался на редкость ясный, чистый, солнечный.
– Черт, иудаизм принять, что ли? Тех, по крайней мере, по субботам вкалывать не заставляют. Правда, вот обрезание…
– Да, – поддакнул Коломиец, – а то обрежут так обрежут! Такое для прикола оставят!
Сказбуш кивнул на Когана:
– Зря размечтались! Вон Коган вкалывает и в субботу.
– Предатель, – веско сказал Краснохарев. – Как предал свою жидовскую
