style="font-size:15px;"> Он спросил, нас, пятиклассников, читали ли мы Беккета и Кафку. Я тогда и фамилий-то этих не слышал.
А нам сказали, что идея спектакля нашего интересна, свежа, оригинальна, но ее надо бы доработать.
Я опять почувствовал в горле вкус чужого пирога. Наш провал объявили экзистенциализмом. Это слово я тоже услышал тогда впервые.
И я стал мечтать о том, что когда-нибудь у меня все-таки будет настоящий спектакль. И этой детской мечте суждено было сбыться.
Сценой для этого спектакля стала одна из небольших комнат дома на Большой Конюшенной, где долгое время располагалось Санкт-Петербургское отделение союза писателей России.
О, этот дом трудно забыть! Чего только стоил один только лифт! В него с трудом могли поместиться двое. Однажды он застрял, и один из жителей дома застрял с поэтом, который все время до освобождения из неожиданного плена читал ему стихи. Больше этот житель дома на лифте никогда не ездил.
Дом на Большой Конюшенной стал священным местом моей молодости, временем первых творческих свершений, знакомств, определивших судьбу. Но мне все время хотелось выйти за рамки, и однажды я уговорил друга поставить спектакль. Написал пьесу по мотивам новеллы Анри Барбюса «Нежность».
Друг мой, Андрей Демьяненко, долгое время работал осветителем в театре «Приют комедианта», и я знал, что нашел для спектакля профессионала, хотя никакое освещение у нас не предполагалось.
– А кто будет играть главную роль? – спросил Андрей.
– Я.
В трубке повисло молчание. Друг мой все-таки работал в настоящем театре, поэтому не верил, что это возможно.
Я тоже, впрочем, не верил.
Но чтобы отрезать пути к отступлению, я уже дал объявление о спектакле, едва начав его репетировать.
Чем больше было репетиций, тем больше я боялся выхода на сцену. Я вообще тогда боялся людей и никогда не думал, что впоследствии буду вести самые разные мероприятие перед огромными аудиториями, организовывать бесчисленные мероприятия.
Даже когда я ехал в переполненной маршрутке, боялся выкрикнуть свою остановку, пробирался поближе к водителю, надеялся, что кто-то другой выйдет там, где нужно мне, а я вслед за ним. Было неловко оттого, что люди спешат, а я остановлю маршрутку.
До сих пор помню, как я решил громко выкрикнуть свою остановку с самого дальнего сиденья. Я думал, что если не осмелюсь это сделать сейчас, то уже никогда не выйду на сцену.
Еще я читал книги по актерскому мастерству, и больше всего увлекся трудами Михаила Чехова, его советами актерам и воспоминаниями.
В фильме «Утомленные солнцем» мне очень нравились слова одного из главных героев: «Когда умирал мой отец, он сказал мне: «Как обидно. Я прожил такую длинную жизнь, и что же вижу перед смертью? Какие-то поезда с гусями!»
Оказалось, что эти слова полностью взяты из воспоминаний Михаила Чехова, а не придуманы сценаристами.
