преувеличивать! – ответил Шеврез с некоторым раздражением.
И без дальнейших колебаний он сломал печать, раскрыл письмо и прочел его. Габриэль, следивший за ним, заметил с тревогой, что его лицо омрачилось, словно от величайшей досады. Наконец, сложив письмо, он вернул его Мальвилю и тихо произнес:
– Передайте ей, что мне очень жаль, но я не в силах. Я неспособен до такой степени противостоять гневу короля.
– Что ей нужно? – вмешался Лианкур, но герцог осадил его, проигнорировав нескромный вопрос.
– Спокойствие, Лианкур! Передайте мадам де Люин, – добавил он, вновь обращаясь к Габриэлю, – что я советую ей быть благоразумной и молчать, и это будет ее лучшей защитой в глазах короля. Пусть она покинет Люин и уедет в поместье своего сына или еще лучше – в Кузьер, к отцу. Государь тем временем успокоится, и ее друзьям будет легче замолвить за нее слово. Королева, несомненно, будет первой.
– Довольно, монсеньор! – прервал его посланец. – Я уже говорил, что госпожа герцогиня нездорова и на грани отчаяния, и я не стану усугублять ее печаль советами безразличных к ней людей, а вовсе не друга (он вовремя удержался, чтобы не сказать «любовника»!), еще недавно столь близкого и столь внимательного.
– Держу пари, она просит вас жениться на ней! – воскликнул не лишенный проницательности Фонтене-Марей.
– А коли и так? – высокомерно отозвался Габриэль. – Не думаю, что это касается вас, мсье де Фонтене-Марей! Принцы дышат воздухом, отличным от нашего с вами! Так что не вмешивайтесь!
Маркиз потянулся за своей шпагой, но Шеврез снова вмешался:
– Мир! Мадам де Люин действительно предлагает мне руку, которую я принял бы с безграничной радостью в другое время, но верность и послушание королю…
– Послушание, монсеньор? Вот уж не думал, что такие слова могут иметь отношение к лотарингскому принцу!
– Я его камергер!
– Это правда, я и позабыл! Госпожа герцогиня, видимо, тоже. Нужно будет ей напомнить.
Ирония в его голосе ускользнула от внимания Шевреза. Он почти по-дружески положил руку на плечо дворянина и улыбнулся:
– Конечно. Но скажите ей, что…
Мальвиль с поклоном отстранился.
– С вашего позволения, монсеньор, я ничего не стану ей говорить! И она, и вы оба занимаете слишком высокое положение, чтобы вы могли просто так избегать ее. Поезжайте и скажите ей сами все то, что вы хотите ей сказать! Она этого заслуживает!
Лианкур снова вмешался:
– Не ездите туда, это ловушка!
Звериная улыбка Мальвиля была прямо-таки воплощением презрения.
– С каких это пор храбрый солдат вроде вас, монсеньор, отступает перед возможной ловушкой? К тому же речь идет всего лишь о том, чтобы выразить сочувствие женщине, сломленной горем. Для этого требуется совсем немного смелости. Даже если это и не та смелость, которую я предпочел бы. Вы приедете, монсеньор?
Он скрестил
