Будешь у этих, – указал на Цыбина, Дронова и Давидко, – за старшего. Постарайся самоотверженным трудом оправдать моё доверие, Володя. Очень на тебя рассчитываю! Не разочаруй меня…
Тогда же мы узнали, что в нашей бригаде кроме нас ещё пятеро землекопов – три работающих черпака и два иждивенца деда – сопризывники Купреинова. В данный момент они отсутствовали – ночевали на удалённом объекте. Купреинов специально приехал в часть, чтобы лично принять в бригаду пополнение. Кстати, эти выезды и были одной из тайных выгод нашей службы. Землекопы изредка ночевали в заводских или строительных общагах, где бывали и женщины, и алкоголь. Не обязательно, что они доставались, но они существовали в принципе – как мечта и возможность.
Общая беда (а нам тогда казалось, что именно беда) сдружила нашу четвёрку. Максим Давидко являл собой исчезающий народный типаж-наив. Такие, наверное, перевелись даже в глухих деревнях. Когда я смотрел на румяные щёки Давидко, цыплячий пух бровей, крепкие розовые уши, на детскую его улыбку, обращённую всему миру сразу, то понимал, что голосящая простота этого паренька из-под Волгограда много лучше всякого тихого воровства. И чего греха таить, первые месяцы он, двужильный и безропотный, тянул за нас, городских доходяг, всю работу, ни разу не попрекнул, слова поперёк не сказал…
Игорь Цыбин, узкоплечий, сутулый, почему-то всегда напоминал мне попавшего в беду скрипача, которого злые люди поймали, крепко били, а после ещё обрили налысо. Он, как и Костя Дронов, призывался из Липецка.
Ладный чернобровый Дронов внешне был бы очень хорош, если б не яростно косящий глаз. Костя поэтому, чтоб скрыть дефект, всегда глядел с нагловатым прищуром, добавлявшим его красивому лицу лихости.
Вот такими вас помню – Максим, Игорёк, Костя. Меньше всего я хотел бы видеть ваши фотоовалы с аляповатой, цветастой ретушью…
На следующее утро Купреинов повёз бригаду на объект. Рабочий день военного строителя начинался в девять утра и, по идее, должен был продолжаться до шести вечера. Но получалось так далеко не всегда, ведь мы работали за себя и “за того парня”, который однажды вечером пообещал нам человеческую жизнь в обмен на труд. Говоря проще, мы обязались пахать ещё за троих дедов и быть на подхвате у черпаков.
Практиковались, конечно, свои строительные хитрости и послабления. Наряды, к примеру, рассчитывались из кубометров и категории грунта, поэтому никто не мешал Купреинову договориться с местным прорабом, чтоб грунт второй категории считался грунтом третьей. Норма выработки, соответственно, уменьшалась с трёх кубов до двух. А с учётом интересов “и того парня” на смену приходилось четыре куба. Они, конечно, давались поначалу непросто.
Помню первый рабочий день. Стоял отсыревший, сумрачный ноябрь. Нас подрядили выровнять стены прокопанной ранее экскаватором траншеи и заодно углубить её на полметра. На дне траншеи было промозгло, как в погребе. Спустя три сизифовых часа, когда в очередной раз брошенная на бруствер земля липкими комьями скатилась вниз по скользким глиняным бокам траншеи и силы в бессчётный раз покинули меня, в унылом, похожем на
