над бедной сестрицей.
Пришёл после работы Вадим. Мне он вроде обрадовался, поприветствовал:
– Как поживает стройбат?
Я выпалил:
– Кто служил в стройбате, тот смеётся в драке!
Вадим сказал, что слышал другую поговорку:
– Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся, – и смазал весь эффект.
Потом Николай Сергеевич поинтересовался, не на службе ли выдают такие шикарные телефоны, а я подумал, что он шутит.
– Так и есть – наградной, дядь Коль! Отличнику боевой подготовки!
А Николай Сергеевич не шутил. И ответ мой получался издевательским. По лицу Вадима я понял, что он слегка обиделся за выпившего отца. Чтобы больше не ляпнуть лишнего, на все расспросы Вадима о стройбате я однотипно отвечал:
– Ничего особенного… – или: – Не при женщинах…
Зинаида Ростиславовна даже укоризненно вздохнула:
– Это что ж там такое было, Володя, что рассказать нельзя? – и повисла неприятная пауза.
Потом появился Семён, и он был не то чтобы трезв. Я с воодушевлением пожал ему руку, а Семён вдруг выдернул ладонь и визгливо, с поднимающейся дрянцой в голосе, спросил:
– Чё ты этим хотел сказать?!
Я даже не понял, про что он. И никто, кажется, не понял.
– Хуле ты мне так сдавил, а?!
Я растерялся от его слов:
– Извини, Сём, просто пальцы у меня, наверное, от работы огрубели и…
– То, что ты где-то там два года свинопасил и соплю на погоны получил, – зло произнёс Семён, – здесь нихера не канает! Понял?!
– Ну, положим, не одну, а три сопли, – тихо произнёс я, чувствуя, что закипаю.
Я же всё-таки был командиром отделения, бригадиром, мне подчинялась дюжина солдат. И со мной никто не говорил таким тоном.
– Ладно, – сказал я. – Пойду.
– Вот и всего хорошего, – кивнул Семён. – Пиздуй нахуй!
– Сёма, прекрати… – обессиленно просила Зинаида Ростиславовна. – Володя, пожалуйста, возвращайся за стол…
– Ничё, – накручивал себя Семён, – хуле он тут силу показывает! Илья Муромец, блять, на заду семь пуговиц!..
Я пошёл в коридор одеваться. Семён увязался за мной, бубнил как заведённый:
– Вот и всего хорошего, вот и пиздуй нахуй! – а за ним гуськом плелись Толик, Зинаида Ростиславовна, Люся.
Николай Сергеевич фыркал, как кот:
– Мир!.. Мир!.. А ну, мир!.. Мальчишки, мир!..
Я уже дошнуровывал кроссовок, когда Семён, видимо, посчитал, что словесную комбинацию нужно освежить:
– Пиздуй, пиздуй!.. Сержант зассатый!..
Я поднялся. Но был уже не Володей Кротышевым, а бригадиром землекопов.
Метил ему в лицо, потом, уже на лету, передумал, пожалел. Решил приложить в грудь, а попал посередине –
