думают, что хотят, – сказала Дебора, – я уже не маленькая».
Несомненно, он понял намек, и следует использовать подвернувшуюся возможность ее поцеловать. Но все же он думал, что это слишком рано, и он может ее испугать, и такие мысли в этот момент ее вообще не посетили. И потому решил отложить поцелуй до другого раза. И это было плохое решение.
«Ну, давай, выйдем», – сказала она после нескольких секунд, во время которых ничего не произошло, и она поняла, что ничего и не произойдет.
«Давай, выйдем из конюшни, посидим так, чтобы нас видели, поговорим, хорошо?»
«Хорошо», – согласилась она, но без особого энтузиазма. Думала же она, примерно, так: «Почему никто меня не понимает? Что, ему требуется особое приглашение? Уверена, он просто меня не хочет. Я, вероятно, не красива в его глазах. Вот же дурак, и кому он вообще нужен. С ума сойти, какая тоска. Если в этот раз я не смогу соблазнить мужчину, когда еще представится случай, и появятся здесь такие симпатичные парни. Не должна я рассиживаться и беседовать с ним. Надо было мне выбрать кого-либо другого из них, который более расторопен в этом деле. Ведь я вначале выбрала Давида. Как я оказалась с этим здесь?»
Он окинул в последний раз взглядом коней, открыл дверь из конюшни, тут же замер и пощупал стену, разделяющую стойки. Стена был окрашена в зеленый цвет. «Что это? – спросил Ахав. – Камни?»
«Да, каменная стенка».
«Но это же запрещено».
«Глупости, кто проверит».
«Но мы же хазары, – сказал слегка сбитый с толку Ахав, – нам запрещено строить из камня».
«Ну, запрещено. Но это же только стена, разделяющая стойки в конюшне. Это не жилой дом».
«Не важно. Никакой разницы. Хазары не строят из камня».
«Если ты хочешь знать, отец, брат и мы, сестры, построили каменный дом в лесу. Я тебе его покажу. Если захочешь, можешь пойти туда жить со мной».
«Шутка», – добавила она через пару секунд.
«Ты действительно этого хочешь?»
«Я знаю? Жить там приятно, ты увидишь. Но ты, верно, хочешь вернуться в свой город. Что тебе искать в этот уединенном месте с пчелами и рыбами?»
Ахав приблизился к ней. Они еще не вышли из конюшни, лишь собираясь это сделать. Он выглянул через окно, но увидел, что они вдвоем надежно укрыты от взгляда снаружи. Сердце его лихорадочно билось от страха, что он потерпит позорный провал. И он спросил (она ясно чувствовала дрожь в его голосе): «Можно тебя поцеловать?»
«Попытайся». Шепот слышал в этом слове тот, кто умеет слушать.
Между нами, он уже собирался отказаться от затеи, и все же, слава Богу, не отказался. Нагнулся над нею, и она чуточку отступила, рискуя испортить все. Но он подался вперед, и, наконец, свершилось то, чего мы с нетерпением ожидали: они поцеловались. Обнялись и еще раз поцеловались. И еще. До тех пор, пока она, повинуясь женскому инстинкту, чувствуя грань, которую опасно переступить, ибо не будет возврата, сказала: «Ахав, хватит!»
Какое хватит! Надо было еще,
