/v>Изведав холод зимний, я арабов
Счастливых посетил и обошел
Всю Азию, что по прибрежью моря
Соленого простерлась: в городах
Красиво высятся стенные башни,
И вместе грек там с варваром живет.
Всех закружил я в пляске вдохновенной
И в таинства их посвятил свои,
Чтоб быть мне явным божеством для смертных.
А потому из городов Эллады
Вас первыми я, Фивы, огласил
Восторга песнью, нарядил в небриды[4]
И в руки дал плющом увитый тирс,
Что сестры матери – кто б мог подумать? —
Во мне Зевеса сына не признали
И утверждали, будто, согрешив
Со смертным, мать Завесу приписала
Свой женский грех; что ловко сочинил
Ту басню Кадм и что Зевес Семелу
Убил за дерзко выдуманный брак.
За это их я в бешенстве дома́
Заставил бросить: потеряв рассудок,
Они теперь ушли на Киферон
В вакхических одеждах, с жаждой оргий
В груди, и сколько в царстве Кадма есть
Народу женского, – всех с ними вместе
Заставил я покинуть очаги,
Теперь под сенью елей в исступленье
Бездомные блуждают по скалам.
Да, город, ты почувствуешь теперь,
Что значит таинств Бромия[5] чуждаться.
И матери я память освящу,
Явившись людям тем могучим богом,
Который ею Зевсу был рожден.
Почет и власть царя здесь отдал Кадм
Пенфею, сыну дочери Агавы.
Он – богоборец, и ни разу мне
Не сделал возлиянья, и в молитвах
Упоминать не хочет. Пусть же царь
И прочие фиванцы убедятся,
Что точно бог я. А когда дела
Устрою здесь, – пойду в другие земли.
Но если с войском двинутся фиванцы,
Чтоб женщин с Киферона возвратить,
Я дам им бой, став во главе вакханок.
Так вот зачем, обличье изменив,
Из бога стал я с виду человеком.
А вы, со мной покинувшие Тмол,
Вы, Лидии питомицы, подруги
В пути и власти, – вы теперь, тимпан
Над головой фригийский поднимая,
Подарок Реи-матери и мой,
Столпитесь около дворца Пенфея:
Пусть громкие удары соберут
Сюда фиванцев. Я ж на Киферон
Пойду теперь, к моим вакханкам новым,
И в хороводы легкие вплетусь.
Парод
Во время последних слов Диониса вступает на орхестру хор лидийских вакханок.
Земли Азии, где вы?
Тмол священный, ты покинут! Сладок труд мой.
Я истому в славу Бромия подъемлю,
К богу Вакху я взываю: эвоэ!
Прочь с дороги, с дороги!
Скройтесь в домы, и уста благоговейно
Пусть сомкнутся: Диониса петь я буду,
Как его везде я славлю и всегда.
О, как ты счастлив, смертный,
Если, в мире с богами,
Таинства их познаешь ты;
Если, на высях ликуя,
Вакха восторгов чистых
Душу исполнишь робкую.
Счастлив, если приобщен ты
Оргий матери Кибелы;
Если, тирсом потрясая,
Плюща зеленью увенчан,
В мире служишь Дионису.
Вперед, вакханки, вперед!
Вы, бога и божьего сына,
Домой Диониса ведите!
С гор фригийских на стогны Эллады
Отведите вы Вакха домой.
Грянули громы Зевса —
Муки родов приспели:
Не доносив, извергнула
Бромия мать из чрева
И под ударом молний
Кончила жизнь безвременно.
Но извергнутого принял
Зевс в свое немедля лоно,
И, тая от Геры сына,
Он его в бедре искусно
Пряжкой застегнул златою.
Когда же приспел ему срок,
Рогоносного бога[6] родил он,
Из змей он венок ему сделал:
С той поры этой дикой добычей
Обвивает
