пальцы левой руки.
– Я, как только вижу своего инструктора по ЛФК, вернее ее красные брюки в конце коридора, – с легкой улыбкой сообщила мне Наташа, – сразу пытаюсь удрать куда-нибудь, забиться, спрятаться, так больно эту руку разрабатывать.
Мы еще немного поговорили. Под конец я настолько осмелел, что спросил:
– Слушай, а почему ты, когда очнулась, сказала, что беременна?
Тут они обе переглянулись и засмеялись.
– Неужели так сказала?
Я подтвердил.
– Мы живем напротив роддома. И я часто смотрю, как там под окнами орут новоиспеченные папаши, как приезжают наряженные машины, как забирают мам с детьми, – стала объяснять она. – И часто думала, настанет ли такой день, когда я буду лежать в этом роддоме и смотреть уже оттуда на окна нашей квартиры. И когда очнулась после какого-то странного тяжелого сна без снов и увидела вокруг людей в белых халатах, то, видимо, подумала, что пришел этот самый момент.
За все время разговора мать почти ничего не говорила. Не отрываясь она смотрела на свою дочь и улыбалась. Уже надо было прощаться, я решил их проводить по лестнице до выхода на первый этаж. Пока мы преодолевали эти три десятка ступенек, я вдруг почувствовал, что не узнал что-то очень важное. И тут понял, что именно. В дверях придержал мать за руку и спросил:
– Вы кем работаете?
– Медсестрой! – ответила она. – Я всю жизнь медсестрой работаю. Раньше в больнице, сейчас в поликлинике.
Вот оно что. Она знала, от кого тут все зависит. Понимала цену лишней секунды внимания. И я сказал:
– Спасибо вам большое!
Она взглянула удивленно, ничего не ответила и поспешила за дочерью, та уже подходила к лифту. Розовые брючки и футболка в полоску.
Больше я их никогда не видел.
Утром я ехал домой и впервые за долгое время ощущал не апатию и опустошенность, столь обычные после бессонного дежурства, а странное умиротворение. Настолько явное, что даже подумал – может, не такая уж страшная ошибка эта моя нынешняя работа. Да и в институт поступлю, мне бы только физику сдать. Все еще будет. Все не напрасно.
Книжка вышла с той самой фотографией. И теперь всякий раз, когда я смотрю на обложку, то думаю о тех словах на листочках в клетку и женщине, что много месяцев, день за днем отвоевывала свою дочь у смерти.
Шестая койка, где лежала Наташа, в кадр не вошла, но я знаю, что мне, тому на фотографии, сидящему между кроватью и столом, достаточно подняться, сделать несколько шагов и коснуться ее рукой.
Москва
Марта Кетро. Перечитай[5]
Беда, беда у госпожи: ее красоту слизали кошки.
Поздно искать виновного, и наказывать некого: к домашним она была строга, но милосердна, а кошки, божьи души, – что с них взять. Кто это сделал – полосатая Александрин, черная Мицуко, белолапая Фелисити, рыжий Васья или все вместе вылакали ради круговой поруки? А кто оставил
