времен Второй мировой было популярно у наших бандюганов, только делалось не под ракету, а под мелкашечный патрон. Зачем эта штука может пригодиться – неясно, но не бросать же.
Дарья Ивановна говорит, что постелила и потому нам пора баиньки. Звоню Валентине. У нее работа в полном разгаре. Считает, что забирать ее можно будет часов в одиннадцать. Ага, приехали – забрали, пустяк делов… Андрей получает эту информацию и вроде как радуется: раньше одиннадцати они готовы не будут, а так – милое дело. Спрашивает, пригодилось ли купленное. Напоминаю про собаку. Судя по всему, он мрачнеет – я-то не собачник, забыл совсем, что утром питомцы своих хозяев вытащат на улицу. А там уже их будут поджидать… Ну хорошо, если левретка-зомби. А дог? Мастиф? Сейчас куча придурков понакупили самых страшных собакевичей – кто из чувства престижа, кто по скорбности головы. И каковы будут эти зомбаки, если живые-то они страшны как смертный грех?
Утро второго дня Беды
Договариваемся с Сашей, что утречком он собаководов дополнительно предупредит. И валимся спать. Белье свежее, обалденно пахнет – чувствую, что я еще не раз вспомню, как спал эту ночь по-царски. Ну, может, и не по-царски, но по-человечески… И проваливаюсь. Снов нет, будят словно тут же – ан нет, уже светает. И хотя дрыхать охота, усталость как рукой сняло. Дарья Ивановна встревожена – под окнами зверски лупцуют нижнего соседа. Ну-ка. Что там? А там десяток черноголовых орлов лупят такого же черноголового. С толком, с расстановкой, не суетясь. Явно получая удовольствие.
– Это Поганов, снизу, – замечает Саша. – Раньше с отцом приятельствовал. Потом смертельно обиделся – папантий его поддел изрядно. Оганов, Погановым его папантий стал позже звать, после ссоры. Очень любил плакаться, как ему с семьей тут тяжело на чужбине, и как он ностальгирует по своей родной деревне, которая в самом сердце гор, и как тут тяжело живется, и какие тут холодные люди, и тыры, и пыры… Вот, мол, денег накопит, тогда уж… Ну папантий ему сочувствовал. Машины рядом стояли, присматривали вроде как вместе. Мы его как-то предупредили, что к его «фольксвагену» кто-то лезет – оказалось, действительно попытка угона была. Ну в общем, приятели, добрые соседи. А потом он возьми и ляпни (когда в очередной раз рассказывал про ностальгию по родине и о своей засунутой в самую жопу гор деревне) про то, какие тут холодные люди и как тут тяжело жить, и про то, как мало у него денег, что вот хотел перебраться с бизнесом в Москву, ведь Питер такая дыра, тут не развернешься, нечего тут делать нормальным людям, да дорого четырехкомнатную покупать, а в трехкомнатной ему с женой тесно будет, они так жить не привыкли. Ну тут папантий и подпрыгнул и залепил: а почем в твоей деревне квартиры? А что? Да ничего, прете сюда, в тюрьму народов, словно вам тут медом намазано, и только все хаете, как вам тут худо. Чего дома-то не сидится, если тут дыра не для нормальных людей? Ну тот и обиделся смертельно, здороваться перестал.
– Ладно, с ним понятно. Нам-то что делать? У них вон
