цветников. Стало чище, уютнее. Целый поселок новых добротных и дорогих домов у реки, где гуси паслись, где был наш шалаш.
А у меня в жизни все было по инерции. Два года изучал языки – немецкий, английский, испанский.
Отец открыл сначала маленькую автомастерскую, – стал работать автослесарем. Все время работа ради денег. Купили двухэтажный дом – открыли гостиницу. В ней работали мои сестры и мама, без выходных, весь день. Деньги! Деньги! Все разговоры – только о деньгах.
Познакомился на вечеринке с сестрой друга, понравилась. Родители – женись! И тут я поставил отцу условие: посмотрю Европу – тогда женюсь! Я же был единственный наследник, папочкин сын. Мы с отцом объехали на машине Францию, Италию, Испанию. И я женился – по инерции.
У нас дома все говорили по-русски, редко – на немецком, а моя жена ни слова не знала и не хотела учить русские слова.
Через год родилась дочь. Нам дали квартиру. И пошло – нужна новая мебель, пора сменить машину. Даже слушать не желала о России. Все разговоры только об Израиле – там лучше. Из-за непонятной ревности выбросила все фотографии и кассеты, – Женя замолчал, вспоминая, потом продолжил:
– Я понял внезапно, что эта жизнь – не моя. Уехал в Берлин, поступил в коммерческий колледж, работал по вечерам в автосервисе. С женой расстался. Отец продал гостиницу, отдал моей бывшей жене половину денег. Вскоре она вышла замуж и увезла мою дочь в Израиль.
А родители купили маленький домик, так же, как ты, сажали цветы, грядочки моркови, помидор, зелени, хотя рядом был супермаркет
Саша молчала, боясь даже невольным движением руки спугнуть его откровенность. Сказанное копилось в его душе давно. Если бы Женя выпивал, то, возможно, эта сокровенная боль вылилась бы в дружеских беседах за кружкой пива, рюмкой водки или вина.
– Как перед разлукой, – вдруг подумала Саша и спросила тихо:
– А родители?
– Ты видела мою мать? Тогда, давно?
Саша видела ее всего один раз в жизни, в апреле, на весенних каникулах, после того злополучного заседания комитета комсомола.
Тогда всех комитетчиков собрали срочно. Слушались персональные дела четырех комсомольцев. Первыми зашли два десятиклассника из Верхнего Еруслана. Ничего не говоря, положили перед секретарем комсомольской организации, рослой девушкой в строгом черном костюме с комсомольским значком на лацкане пиджачка, комсомольские билеты.
– Вы уезжаете в Германию на постоянное местожительство, поэтому мы должны исключить вас из рядов комсомола, – девушка встала из-за стола. Комитетчики переглянулись, а парни согласно кивнули на вопрос: – Вам все ясно? – и вышли, ничуть не расстроившись.
Потом зашла Эмма, высокая стройная девушка в школьном форменном платье с кружевным белым фартучком. Саша знала, – это сестра Жени.
Старшеклассников из соседнего села возил
