с Натальей наложило на ее мировоззрение свой отпечаток. Скачкова постоянно говорила, что автомобиль – вторичный половой признак мужчины, как кошелек и волосатая грудь, поэтому у Галины сформировалось своеобразное отношение к «каретам»: либо нечто потрясающее с алыми парусами, либо ничего вообще.
Но Женя так гордился экипажем, что Галочка не рискнула его разочаровывать, подумав мельком, что машину можно было бы и помыть.
– В область гонялся, – словно прочитал ее мысли Евгений. – Терпеть не могу, когда машина грязная. Ты не думай, я вообще аккуратный и чистоту люблю.
Так они незаметно перешли на «ты», а заодно выяснили, что Женя любит порядок. Хотя, как оказалось позже, любить-то любил, но прикладывать для этого усилия даже не пытался.
Видимо, «четверка» являлась уважаемым старинным драндулетом, поскольку все, что могло отвалиться, было заботливо примотано синей и черной изолентой. Дверца с Галиной стороны закрывалась только снаружи, причем ею надо было так грохнуть, что у пассажира пропадал слух.
Жизнь непредсказуема, как столовский борщ, в котором могут попадаться как несъедобные овощи неизвестного происхождения, так и неожиданно жирные куски мяса. Все зависит от стоящей на раздаче фортуны: что зачерпнет, то и станешь есть.
Через час гулянья по парку Галя знала о новом знакомом почти все. Он, будто чувствуя ее сомнения, старательно пересказал ей свою биографию, стараясь ничего не упустить.
Родился Женя в небольшом поселке в Псковской области. Покосившиеся деревянные домики, пара двухэтажных серых зданий – сельсовет да медпункт со школой. Когда Женя был маленьким, недалеко от его дома стоял клуб: длинный, похожий на барак дом, где каждые выходные показывали кино. Вскоре кино привозить перестали, клуб стал злачным местом, которое местные жители ночами старались обходить стороной. Он таращился на мир выбитыми обгорелыми окнами, ощетинившись полуразвалившися забором. Еще в поселке имелся магазин с нехитрым набором консервов, вечной очередью за хлебом, которого летом почему-то привозили очень мало, не рассчитывая на приезжих, и чудовищных размеров одеждой, состоявшей в основном из халатов и ватников. Это был его мир: с разбитыми дорогами, бродящими по поселку тощими коровами, с ночным лаем собак, уютным запахом кислого молока и сиплыми утренними криками петухов. Усталые женщины в выгоревших линялых платьях и беспробудно пьяные мужики. Летом – зелень садов, рыбалка, шумливые дачники, веселые компании, а зимой – белоснежная тоска, ровным покрывалом укутывавшая поселок. И одна программа по подслеповато рябившему и терявшему сигнал старенькому телевизору.
Учился Женя хорошо, даже получил серебряную медаль. Отец давно умер, спился, и мама, боясь, что сына ждет судьба всех местных мужиков – училище-совхоз-пьянка, – отправила кровиночку в город, в институт. Пять голодных студенческих лет тянулись бесконечно долго, отъедался он лишь на каникулах, когда возвращался в родной поселок. Из всех посланных мамой посылок
