Мне хорошо. Черт подери, мне и правда хорошо, твою ж мать.
Но это состояние проходит так же быстро, как пришло, и мне хочется его вернуть. Ради этого я готов что угодно сделать, проглотить, мне плевать, к чему это приведет. Я согласен на все. Я просто хочу вернуть это состояние любой ценой.
Делаю еще глоток. Не помогает. Хватаю другую бутылку, делаю глоток побольше. Не помогает. Хватаю одну бутылку за другой, ничего не помогает. Становится не лучше, а все хуже и хуже. Так ужасно, что ни рассказать, ни описать. Единственный выход – убить. Убить эту муку. Убить.
Перехожу к наркотикам. Делаю глубокий вдох, зарываюсь лицом в гору кокаина, вдыхаю, ноздри горят огнем, а глотка раскаляется, как адская сковородка. Я вдыхаю, втягиваю поглубже, вдыхаю, втягиваю поглубже. Глубоко, быстро, из носа начинает течь кровь. Я вытираю ее, вдыхаю, втягиваю поглубже. Снова и снова. Я начал убивать, но до конца еще далеко.
Разрываю мешок с крэком, зачерпываю пригоршню желтых кристаллов. Снова вытираю кровь из носа, хватаю длинный пайп, запихиваю в него кристаллы. Запихнув, снова вытираю кровь, зажигаю спиртовку, подношу трубку к губам, прикладываю конец к языку белого пламени. Вдыхаю. Горячая смесь медовой мяты с напалмом прошибает тысячекрат сильнее, чем самый чистый порошок, тысячекрат опаснее. Я продолжаю, и приход набирает обороты, нарастает, усиливается и заполняет меня. Мне снова хорошо, великолепно, бесподобно, неописуемо, это лучше, чем все оргазмы, которые у меня когда-либо были и будут, вместе взятые. Боже мой, я кончаю. Боже мой, гребаный боже, я кончаю. Да будет так, да будет так, да будет так. Да будет, твою мать, так.
Как накатило, так и укатило. И знаю, что укатило навсегда, сменилось страхом, тоской, звериной яростью. И ни следа от пережитого блаженства. Хватаю кристаллы, пихаю в пайп, дышу. Хватаю, пихаю, дышу. Пламя белое, стекло розовое, кожа на пальцах покрывается волдырями, но мне плевать. Хватаю кристаллы, пихаю в пайп, дышу. И так пока мешок не опустеет. И тогда пихаю в пайп мешок и дышу полиэтиленом. Я чувствую звериную ярость, я должен ее убить. Убить свое сердце, свой разум, себя.
Еще есть клей и бензин, сгодятся оба. Беру клей, подношу тюбик к носу, провожу толстую полоску между ноздрями и губой. С каждым вдохом сильнее ощущаю трупное зловоние преисподней, с каждым вдохом сильнее хочется вдыхать еще. Сейчас убиваю себя быстрее, эффективнее, но все равно недостаточно быстро и эффективно. Я наклоняюсь, сую нос почти в самый бензин и смотрю в лицо химического самоистребления. Это лицо – мой друг, мой враг, мой единственный выход. Я выбираю его.
Вдох, выдох, быстрее, еще быстрее, еще быстрее. Больше не чувствую ничего или же чувствую так сильно, что мой ум, мое тело не в состоянии эти чувства вместить. В этой зоне мне хорошо. Это то, чего я хочу, к чему стремлюсь, в чем нуждаюсь, здесь я провел последние несколько лет своей жизни.
Ощущаю холод, озноб, открываю глаза. В палате темно и тихо. Часы возле кровати Джона показывают шесть пятнадцать. Слышно, как Уоррен храпит. Сажусь, меня трясет,
