одетые воины. Настолько богато, что Придон ощутил в этом странную красоту: пышные перья на железных шлемах, нагрудные латы, украшенные фигурами диковинных зверей, руки и ноги закрыты железными щитками, а зазоры искусными кузнецами сделаны такими незаметными, что даже лезвие ножа не просунуть! Таких только боевым молотом, чтобы всмятку, как птичьи яйца…
А при одном взгляде на обувь сердце Придона дернулось от зависти. Легкая, из тонкой кожи, но с виду очень прочная, хороша и в степи, и в лесу, и на горных тропах…
Носилки приближались, воины начали поглядывать на неподвижных артан угрожающе. Кое-кто опустил ладонь на рукоять меча слева на поясе, на ходу прожигал этих дикарей ненавидящим взором. Впереди носилок на красивом и богато украшенном коне ехал немолодой человек, весь в золотых пряжках, кольцах, цепочках, в широком брыле, даже сапоги блестят золотыми набойками. Конь тоже с золотыми бляшками на узде, золото на стременах, подпруга и та украшена золотым шитьем.
Всадник угрюмо и с неприязнью покосился на артан, на лице отразилось колебание, но конь мерно двигался давно известной дорогой, и его хозяин, такой же немолодой и умудренный жизнью, похоже, решил проигнорировать дикарей.
От носилок исходил свет, настолько ткань чистого небесного цвета, радостная, словно смех осчастливленного ребенка. Этот свет падал на носильщиков, достигал охранявших носилки великолепных воинов, явно из знатнейших семей беричей, а то и беров. Придон невольно тронул коня, неосознанно стремясь, чтобы этот свет, эта небесная благодать пала и на него.
Носилки проплывали мимо всего в пяти шагах. В щели между занавесками показалась белая нежная рука, тонкая и с множеством колец на пальцах, отодвинула на короткий миг… На Придона взглянуло удивленное девичье лицо.
Глава 3
Он выронил повод, обе руки ухватились за грудь. Вдруг взбесившееся сердце пыталось разломать свою темницу и, вырвавшись на свободу, броситься под эти носилки. Кровь вскипела, в ушах раздался грохот, словно понесся табун в сто тысяч голов. Ноздри раскалились от горячего дыхания, а губы сразу пересохли и покрылись коркой.
Занавески опустились, тонкие пальцы исчезли, словно последние лучики солнечного света. Носилки проплыли, удаляющиеся подошвы сапог мерно бьют в каменные плиты. За носилками еще с десяток пеших воинов, тоже одеты так, что за одну пряжку на одежде можно купить стадо скота, но Придон ничего не видел, не ощущал, кроме того, что носилки уходят, уплывают, удаляются, уносят там, за этими занавесками, его воспламененное сердце.
Сильная рука старшего брата с такой силой натянула повод его коня, что Придон едва не вылетел через конскую голову.
– Куда собрался?
Придон вскрикнул:
– Кто это был? Брат, кто это…
Скилл сдвинул плечами, оглянулся. Из-за коней вынырнул Черево, бледный, глаза навыкате, губы дрожат. Суетливо отряхнулся, ибо какой-то из коней, воспользовавшись остановкой, вывалил ему на одежду и
