мои руки, – ледяным тоном приказываю я.
Хватка на предплечьях исчезает. Мужчины стоят рядом как две куклы – больше им ничего не приказывали, хотя они готовы на все. И меня это ни капельки не пугает.
У меня нет чувств. Нет ничего, и меня тоже почти нет. Есть ледяное и рассудочное чудовище, которое здесь и сейчас просчитывает варианты действий.
У меня два выхода. Оставить в живых – или убить.
Убить – или оставить в живых? Что лучше?
Сложно принять решение, не зная предыстории, поэтому я маню Риану пальцем.
– Положи браслет на землю. И сделай два шага вперед.
Девушка повинуется так, словно я ее дергаю за ниточки. Кажется, даже пытается сопротивляться. Я смотрю на мужчин.
Нет, с ними все в порядке. Они словно наледью облиты, моя сила пронизала их насквозь, не оставив ничего нетронутого. Они целиком и полностью принадлежат мне. Прикажу убить – убьют. Прикажу умереть – умрут. А что с Рианой?
А тут интереснее.
Она меня так ненавидит, что алые вспышки пробиваются даже сквозь мою силу. Она явно пытается сопротивляться, только силенок не хватает.
Интересно.
Я тоже делаю шаг, кладу руки на виски Риане – и вглядываюсь в ее глаза.
Так – правильно. Я не знаю, о чем спрашивать, и она сможет умолчать о чем-то важном. Ненависти хватит. А вот если просто посмотреть… даже если я возненавижу ее в ответ – какая теперь разница? Вот уж на что мне наплевать…
Я смотрю в карие глаза – и душа Рианы послушно распахивается передо мной, до самого донышка. До самых гадких и потаенных мыслишек.
И как же она меня ненавидит…
Я не проглядываю всю ее жизнь, хотя при желании могу сделать и это. Только последние пару дней.
Разговор с Михом.
Разговор с моей свекровью… мне становится интересно.
Мих…
Я вижу его глазами Рианы и удивляюсь – насколько мы с ней похожи! Он такой же красивый в ее мыслях, как и в моих. Красивый, сильный, добрый… и растерянный. Риана смотрит на него, и душа девушки кричит от боли. Ей плохо, горько, в каком-то смысле мы с ней сестры по несчастью, но мне ее совсем не жалко. Во льду не бывает жалости. Только холод, безразличие и равнодушие. И – практичность. Которая еще страшнее жестокости.
– За что ты так со мной? Что я сделала не так?
Мих разводит руками.
– Ри… прости. Я просто люблю Шани.
– Что? Что в ней есть такого, чего нет у меня?
Мих смотрит смущенно, но твердо.
– Риана, тут не угадаешь. Шани… она как солнышко!
И меня захлестывает волна ненависти. Чужой ненависти, Рианиной. Но девушка отлично понимает: если она сейчас выплеснет свои чувства, Мих окажется навсегда потерян… нет, нельзя гневаться, кричать, ругаться, можно только плакать. Только горевать.
И закрывает лицо руками, искусно подглядывая из-за пальцев.
– Опозорена… Бедные мои родители!
Слезы
