матросов, которые носили свою морскую форму. Матросы пока что на фронте не показывались, а занимались главным образом агитацией, они же составляли главный резерв
Утром в штаб Латышской дивизии (Знаменка, № 10) явилась делегация матросов, которую прислали предводители левых эсеров.
Матросы обратились к дивизионному адъютанту и просили вступить в переговоры с Трехсвятительским переулком. Дивизионный адъютант по телефону обратился ко мне, спрашивая, что делать с делегацией. Я велел ему выставить матросов за двери.
Часов в семь-восемь стал слышен гул артиллерийских выстрелов, доносившийся из Трехсвятительского переулка. Стреляли по Кремлю. Снаряды падали на Малый дворец. Огонь гранатами и шрапнелью вели полевые орудия. Это был наименее опасный огонь; я опасался, как бы левые эсеры не открыли огонь зажигательными снарядами, что было бы для центра города ужасным. От нашей батареи поступила просьба разрешить открыть огонь по Трехсвятительскому переулку. Одна батарея хотела стрелять от храма Спасителя, другая – со Страстной площади. Я приказал не начинать обстрела до моего прибытия.
Прежде всего я отправился на батарею, которая располагалась у храма Спасителя. Там стояли два орудия, которые обслуживались курсантами, – кадровых офицеров не было. Курсанты подготовились к ведению орудийного огня по карте. Пушки были направлены на Трехсвятительский переулок, но рассчитанное направление не было правильным, расстояние по карте было определено неверно. Внимательная проверка показала, что снаряды попали бы в Воспитательный приют. Этой батарее я запретил стрелять.
Что касается батареи на Страстной площади, то дело обстояло еще сложнее – стрелять приходилось по угломеру и уровню, курсанты же были слабо знакомы с такими приемами артиллерийской техники. Да и не было никакого смысла в стрельбе неизвестно куда. В результате такого огня, который открыли бы наши батареи на Страстной площади и у храма Спасителя, в центре города могло вспыхнуть много пожаров, как это случилось в Ярославле. Вот почему я приказал не начинать обстрела. Учитывая возможность подобных последствий, я отдал распоряжение открывать артиллерийский огонь только с близкого расстояния и исключительно прямой наводкой.
Наступление большевистских войск
Утром 7 июля стоял густой туман, окутавший весь город, подобно серому непроницаемому занавесу. Видеть можно было не далее чем на 15–20 шагов, и отличить своих от врагов было совершенно невозможно. И все же наши создавали противнику угрозу со всех сторон и часам к девяти вплотную сблизились с ним. По всему фронту начался ружейный и пулеметный огонь. Время от времени левоэсеровская батарея посылала снаряды в разных направлениях.
Москва превратилась в поле боя. Хотя и было воскресенье, людей на улицах не было видно. Я имел хорошую телефонную связь с командиром бригады Дудынем. Согласно данным мной указаниям, наступление должно было начаться энергично и часам к десяти достигнуть указанного рубежа. Наше продвижение
