она наконец.
Он отошел от окна и с высоты своего роста по-хозяйски окинул ее властным взглядом, который она находила весьма волнующим.
– Вы начинаете мне нравиться, – сказал он.
– Правда?
– Правда. Нам, конечно, предстоит еще долгий путь, но в целом ваше состояние улучшилось. Лечение приносит плоды.
– Я и чувствую себя лучше.
– Потому что здесь вам не позволяют хандрить. Вы чрезвычайно чувствительный инструмент, знаете ли, и не должны идти на поводу у тех, кто вам себя навязывает.
Сибил издала глубокий вздох скрытого удовлетворения.
– Вы так хорошо все понимаете, – сказала она.
– Разумеется. Именно для этого я здесь и нахожусь, не так ли?
– Да. Да, конечно, – ответила Сибил, испытывая блаженство.
Он сдвинул повыше браслет на ее руке и стал считать пульс. Сибил не сомневалась, что он стучит, как колеса поезда на стыках рельсов. Когда доктор отнял руку, она, постаравшись, насколько могла, придать голосу беззаботность, сказала:
– Я только что написала открытку вашей старой подруге. Верити Престон.
– В самом деле?
– Пригласила ее пообедать здесь со мной в субботу.
– Да?
– Вам, наверное, приятно встретиться снова после долгого перерыва.
– Ну да. Это было очень давно, – сказал доктор Шрамм. – Мы сталкивались в мои студенческие годы. – Он взглянул на часы. – Вам пора отдыхать.
– Вы должны тоже прийти в субботу, сможете поговорить с ней.
– Было бы замечательно.
Но оказалось, что как раз в субботу он должен быть в Лондоне, чтобы повидаться с другом и коллегой, который неожиданно прилетел из Нью-Йорка.
Верити тоже никак не могла приехать в «Ренклод», поскольку уже была приглашена на обед в другое место. Позвонив Сибил, она сообщила, что не виделась с Пру: миссис Джим доложила, будто та находится с друзьями в Лондоне.
– Значит ли это, что она с Гидеоном Маркосом?
– Понятия не имею.
– Наверняка с ним. А что насчет этого мерзкого Пэ Ка?
– О нем – ни слуху ни духу, насколько мне известно. В «Корабельных новостях» сообщалось, что «Посейдон» прибыл в Саутгемптон позавчера.
– Ну, скрестим пальцы на удачу. Может, пронесет в конце концов?
– Вряд ли, – ответила Верити.
Разговаривая, она смотрела в открытое окно. По липовой аллее к ней приближалась, шаркая ногами, безошибочно узнаваемая фигура.
– Твой пасынок, – сказала она в трубку, – уже здесь.
Клод Картер был одним из тех существ, чья внешность точно соответствует характеру. Он выглядел – и отчасти был – туповатым. Казалось, он не в состоянии ни с чем и ни с кем встретиться лицом к лицу. Возраст его приближался к сорока, но лицо было сплошь усеяно пубертатными прыщами.
