жертвы.
– Помню, я подумал, что он испугался проверки зрения, – наконец выговорил я. – После семидесяти их надо проходить раз в год или в два, иначе права не продлят.
Джордж Лебэй кивнул.
– Это было бы в духе Ролли. Вот только…
– Что?
– Я где-то прочитал – хоть убей, не вспомню, кто это сказал и по какому поводу, – что в жизни человечества всегда есть «идеальная пора» для чего-нибудь. Скажем, когда была пора паровых двигателей, сразу несколько ученых изобрели паровой двигатель. Да, патент и славу получил только один человек, но идея словно витала в воздухе. Чем это объяснишь? Только тем, что настала пора таких двигателей.
Лебэй глотнул лимонаду и посмотрел на небо.
– В Гражданскую войну наступила пора броненосцев. Затем – пора пулеметов. Не успели очухаться, а на дворе уже пора электричества, радио и, наконец, атомной бомбы. Эти идеи, казалось, приносило волной какого-то огромного разума… почти внеземного, внечеловеческого разума. – Он взглянул на меня. – Мне страшно об этом думать, Деннис. В этой мысли есть что-то… антихристианское, что ли.
– Хотите сказать, в жизни вашего брата настала пора продавать Кристину?
– Возможно. В книге Екклесиаста сказано, что в жизни человека всему свое время: время насаждать и время вырывать посаженное, время войне и время миру, время разбрасывать камни и время их собирать. Так что если в жизни Ролли было «время Кристины», то в какой-то момент могло настать и время ее продавать.
– Если так, то он это понял. Ваш брат, вы уж простите, был животное. А животные доверяют своим инстинктам.
– Или, может, она ему просто надоела, – подытожил Лебэй.
Я кивнул – в основном потому, что хотел поскорее уйти, а не потому, что мне понравилось такое объяснение. Джордж Лебэй не видел эту машину и не знал, в каком она состоянии. А я успел вдоволь насмотреться. Выглядела она так, словно в этом гараже ее похоронили. Грязная, помятая, лобовое стекло треснуло, бампер отваливается… Ну прямо труп, который выкопали из могилы и оставили разлагаться на солнышке.
Я подумал о Веронике Лебэй и содрогнулся.
Словно прочтя мои мысли, вернее, их часть, Лебэй сказал:
– Мне почти ничего не известно о том, как мой брат прожил последние годы своей жизни, но кое-что я знаю наверняка, Деннис. Когда в шестьдесят пятом он почувствовал, что машину надо убрать, он ее убрал. А когда почувствовал, что самое время ее продать, продал.
Он помолчал.
– Больше мне нечего тебе сообщить. Думаю, твоему другу действительно будет лучше, если он избавится от машины. Я внимательно его рассмотрел, знаешь ли. Мне показалось, он не слишком счастлив, правда?
Я обдумал его вопрос. Про Арни действительно нельзя было сказать, что он абсолютно счастлив. Но до покупки этого «плимута» мне казалось, что он вполне доволен своим житьем-бытьем, что он выработал для себя некий удобный
