style="font-size:15px;"> Геб не привык медлить. Трилист Геб – он не простой капитан, он глава городской стражи, он зять одного из важных членов Приората, он человек решительный. Хитрый. Даже умный. Его попросили – очень вежливо, в свитке, подброшенном три дня назад поздним вечером в его дом, – попросили не связываться с Джудексой. «Не верьте слухам, распространяемым завистниками и врагами Форы, достославный капитан, ведь шаман – ученый, его изыскания идут на благо нашему городу». Но Трилист Геб чихать хотел на вежливые анонимные письма. Иногда в его груди становится горячо, а глаза темнеют больше обычного, и тогда все, кто хорошо знает капитана, предпочитают не перечить ему. В такие моменты он плюет на Приорат, на цеха, на богатых торговцев и великих чаров. Он работает не за монеты – у него есть принципы. За его плечами двенадцать убитых преступников, двадцать осужденных на казнь, с полсотни – на каторгу, он самолично отсек голову Одноглазой Джаконде… Трилист Геб не боится никого. Но сейчас он медлит, сам не зная почему. Ну, если разобраться, то, видимо, потому, что ему ох как не хочется покидать вонючую канаву и вступать на мосток, ведущий через еще более вонючую топь к башенке шамана и некромага, пришедшего из диких восточных земель, ученого, тайно взятого под покровительство кем-то в Приорате и, скорее всего, в самом Остроге-На-Костях, печально знаменитого в городе Темно-Красного Джудексы…
Убийцы детей.
Когда Геб вспоминает об этом, в груди его становится горячо, а глаза не то что темнеют – чернеют. И тогда капитан полицейской стражи Трилист Геб сквозь зубы говорит рядовому стражнику Вачу: «Давай», подносит к губам висящую на шее деревянную дуду, поднимается на колени и дудит – дудит что есть мочи!
Ботинки загрохотали по мосткам.
Вач бежал, пригнувшись, удерживая бревно на правом плече. Отесанный конец был направлен вперед. Доски ходили ходуном, несколько раз рядовой ступил в топь, но при его скорости это уже не имело значения. Когда Вач достиг середины мостка, капитан вскочил и побежал следом. Новобранцы уже неслись во всю прыть, размахивая палашами, ветераны трусили сзади, прикрывая тылы. Как обычно.
Капитан столкнулся взглядом с бегущим последним сержантом Круколом, и тот, смутившись, наподдал.
Началась топь. Вонь ударила в нос, будто кулак. Трилист разинул рот. Под ногами тряслись доски, из щелей между ними прыскала жижа. Обугленные пни, горы пропитанных влагой щепок, дырявые ведра… Ему показалось или между ними действительно торчит рука, полусгнившее мясо на костях? Капитан не стал всматриваться.
Один из новобранцев поскользнулся. Он бежал по участку твердой земли, далеко вдающемуся в топь. Сужаясь, тот превращался в извилистую возвышенность, которая тянулась кривыми зигзагами почти до цоколя башни. Лысый Боджа бежал по этим зигзагам, когда на поверхности жижи возникла цепочка пузырей. Тут как раз облака опять разошлись, солнечные лучи упали на топь, превратив ее в буйство редкостных
