Вы знаете, Николай Васильевич, я еще разговаривала с одним из журналистов «Вечерней Москвы», Аносовым Виктором Степановичем. Он обещал о вас и о нашей школе репортаж написать и сказал, что придет на выпускные экзамены посмотреть, как меня будут спрашивать. Я сказала: «Только самым строгим образом». Николай Васильевич! Допустите меня к экзаменам, поверьте, я никогда этого не забуду и в недалеком будущем сделаю и вам и школе много полезного.
– Напрасно ты это делаешь, Стрельцова. Я тебе сказал, раньше чем через год ничего у тебя не получится. Можешь сюда хоть всех журналистов приводить. Мы еще посмотрим, откуда ты приехала, попросим характеристику прислать. Почитаем, что они нам напишут. Может так случиться, что и через год я не смогу тебе дать разрешения на досрочную сдачу экзаменов. А не нравится, иди в другую школу. Посмотрим, что тебе там скажут.
Николай Васильевич с удовольствием рассматривал готовую расплакаться девочку, стоящую с опущенной головой, и думал, что она будет делать – дальше просить или начнет плакать. А вот когда она начнет плакать, он поставит на ходатайстве этого профессора резолюцию: «Вернуться к рассмотрению вопроса через год». Его подмывало написать это, но нужно было дождаться, пока ученица расплачется. Иначе не будет настоящего педагогического эффекта. Оля должна почувствовать строгость и научиться подчиняться.
Николай Васильевич оскорбился бы, если бы кто-то посмел назвать его скрытым садистом. Он педагог! А то, что он испытывает удовольствие от своей работы, просто означает, что это его призвание – воспитывать детей, учить их послушанию.
Оля молча рассматривала дощатый пол, покрашенный коричневой краской, стараясь ничем не выдать своего состояния. Она понимала, все разговоры напрасны, у нее ничего не выйдет. Этого человека интересует только возможность показать свою власть, ничем другим его не купишь. Это для него самое большое удовольствие и радость в жизни. Девушка резко подошла, так, что директор инстинктивно откинулся, ловко сдернула ходатайство со стола и спрятала в сумку. На ее глазах выступили слезы. Со словами:
– Вы же мне жизнь ломаете, Николай Васильевич! – Оля вышла из кабинета.
«Не успел! – со злостью подумал директор. – Хитрая, дрянь, наверняка пойдет в другие школы ходатайство показывать. Ничего, все равно мне позвонят, посмотрим, кто рискнет из-за этой малявки портить со мной отношения».
Смахнув слезы, Оля криво улыбнулась, ее взгляд стал злым и холодным. Она зашла в библиотеку, поздоровалась с работницей читального зала, которая ее уже узнавала, набрала книг, немного почитала и вышла на улицу с пустой старой сумкой, которую использовала вместо портфеля. На дне лежала газета «Вечерняя Москва». На улице было жарко, она сняла свою серую полотняную курточку и осталась в легком платье, подпоясанном матерчатым пояском. Зайдя в магазин готового платья, девушка купила темные мужские штаны, большой носовой платок и белый картуз. Выйдя из магазина, двинулась в сторону своей школы, зашла в первый попавшийся подъезд, быстро поднялась на площадку перед чердаком
