и распространения на них мер государственной защиты потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства».
Вылилось это в повсеместное использование «досудебки» как пряника в первые часы, когда задержанного убеждают признаться во всем, часто в том, чего тот не совершал, оговорить кого-то, помимо себя, обещают максимально мягкое наказание. Люди часто соглашаются. И таких дел сразу стало много, я знаю следователей, которые начали работать после введения этого закона в действие и вообще не пробовали расследовать уголовных дел в обычном порядке. В суде такие дела рассматриваются максимально быстро, доказательства не изучаются, а приговор в отношении «досудебщика» – негласная гарантия осуждения всех остальных обвиняемых по делу.
Конечно же, это нивелировало роль досудебного соглашения в целом, ведь оно не служит заложенным в закон целям, но направлено исключительно на ускорение и упрощение процесса. Обычной практикой стал равноценный или даже более суровый приговор, чем тот, что был вынесен остальным членам группы, вину не признавшим и боровшимся.
Вирусно распространилось объективное вменение – инкриминирование преступлений без доказывания умысла и мотивов, в особенности по экономическим делам. Уклонение от уплаты налогов и мошенничество в виде преднамеренного неисполнения договорных обязательств – материя тонкая, проще вообще не вникать в субъективное. Никто и не вникает.
Снижен, если не уничтожен, порог требований допустимости к доказательствам, полученным в результате оперативно-розыскной деятельности[1].
Есть просветы: несколько расширено судопроизводство с участием присяжных, что одномоментно вынесло на поверхность главную проблему – неприемлемое качество расследования уголовных дел. Присяжные не верят тем доказательствам, которые профессиональные судьи переваривают в потоковом режиме. Реакция судебной системы наступила незамедлительно: оправдательные вердикты присяжных вышестоящие суды отменяют практически в каждом втором случае.
Характерный признак времени – фальсификация уголовных дел приобрела признаки интеллектуального подлога, когда документы правильны по форме, но порочны по сути. На практике сложнее встретить случаи прямой фальсификации материалов дела, хотя и таких примеров достаточно, чем в целом незаконное уголовное преследование, основанное на недопустимых доказательствах либо на нормах закона, противоречащего Конституции и международным обязательствам России.
Дело Анастасии Шевченко войдет в будущие учебники по уголовному праву как пример использования подобных методик. Следственный комитет предъявил ей обвинение в совершении преступления, предусмотренного статьей 284.1 УК – участие в деятельности нежелательной организации – Общественного сетевого движения «Открытая Россия». Решение о признании этой организации нежелательной
В данном случае автор использует профессиональный сленг юристов. Согласно современной орфографической норме следует писать «оперативно-разыскная». –
