спохватилась, власть ускользала из рук президента, как раз когда-то и приехавшего с Урала, и его клики, никак не желавшей прекратить драку за кусок пирога. Тогда произошел новый переворот, успешный; к власти пришли военные, но не вояки, а хорошо знающие экономику, умеющие действовать и в стране, и во внешней политике. Они ввели диктатуру, национализировали все крупные предприятия, которые к тому времени пытались захапать бандиты, и ввели войска на Урал. Против воли других государств, но тут они жестко сказали: «Это наши суверенные дела, не лезьте».
Лаки сидел, задумчиво глядя на блестевшую воду, и вспоминал:
– Это был маленький городок на Урале, живший за счет вокзала, – обслуживал железную дорогу. Его пытались захватить сепаратисты, не только уральские части, но и «добровольцы» из Сибирской республики, которую тогда финансировали США и Англия – повторялось то же самое, что и в Гражданскую войну. Городок отбивался, станция оказалась разрушена при обстреле и взрыве самодельной бомбы. Меня нашли среди обломков вокзала, я был поцарапан и без сознания. Врач осмотрел меня, сказал: «Легкая контузия, все пройдет» – и отправил во временный детский дом – туда свозили всех сирот и потеряшек. Я ничего не помнил, на все вопросы отвечал «не знаю», и меня прозвали Незнайкой. Ни документов, ни имени, я не умел даже читать и писать. Через неделю начался новый обстрел, детский дом эвакуировали в подвалы какого-то старинного здания. Взрослых было мало, они держали оборону. Ночь, зарево пожаров, и мы, те, кто постарше, несем в подвалы малышню. Одна ходка, вторая, третья. Потом снова взрыв.
Лаки вздохнул, кинул важно проплывавшему мимо и делавшему вид, будто он не попрошайка, лебедю кусок булки.
– В госпитале со мной начал работать психиатр и вскоре заявил, что у меня проблемы с развитием, что я необучаем. Ведь я не знал дней недели, не помнил ничего из прошлого – только то, что было в детском доме. Мне повезло – в госпиталь приехал ученый из Москвы. Он поговорил со мной, связался с начальством и забрал меня к себе. Усыновить не мог – возраст не позволял, – лишь опекунство удалось оформить, да и то с трудом. Он стал моим дедом. Составил программу обучения, так что школу я заканчивал уже вместе со всеми. Дед и дал мне имя, узнав, что я дважды пережил взрыв, и оба раза почти не пострадал.
– Значит, имя у тебя придуманное? – Я теперь поняла, почему оно казалось мне неподходящим для Лаки.
– Верно. И поэтому я больше привык к прозвищу – оно более настоящее. Дед не только учил и лечил меня. Он всю жизнь работал в группе ученых, занимавшейся секретной темой, потому и приехал тогда в госпиталь – узнал о моем случае. Ну а сепаратисты – с ними разобрались довольно быстро, хотя, конечно, проблемы были, да и сейчас иногда возникают. Но люди на Урале и в Сибири не хотели такой «независимости» и поддержали присланных из Москвы военных. Это не пропаганда, я ведь тогда сам там был. Людям хватило разрушенных городов, других бед, и они выступили за единую страну. В понедельник как раз отмечали годовщину – День Воссоединения. Но тогда не только война повлияла… – Он снова
