воспользоваться сейфом внизу – обычно в таких домах есть сейфы. Но ваш муж рассмеялся и сказал, что наличные недолго пробудут у него.
Выражение лица госпожи Мартинели не изменилось – словно ей рассказывали о малознакомом человеке. По крайней мере, подумал Граф, она не притворяется расстроенной.
Фогель, видимо, заскучал и поторопился закончить свое эпическое повествование:
– Затем господин Мартинели сказал, что отправляет Шмида назад в Шпиц – поручает ему закрыть дом, оплатить счета и устроить распродажу имущества. Остальное вы знаете, госпожа Мартинели. Больница получила от вашего мужа две тысячи франков наличными. Там высчитали свои расходы, а небольшой остаток и еще шестьдесят с чем-то франков, оказавшихся в кошельке вашего супруга, передали вам. Рискуя показаться навязчивым, я еще раз повторяю – не тревожтесь о двух с половиной тысячах. Наверняка, из этой суммы были сделаны выплаты доктору и Шмиду. Вряд ли вы сможете претендовать на какую-нибудь часть этих денег.
С чувством хорошо выполненного долга банкир поднялся, Граф и госпожа Мартинели тоже встали. Фогель взял свой портфель и шляпу. Госпожа Мартинели пожала ему руку.
– Я очень обязана вам. К сожалению, я не могу остаться и навести справки, потому что если я не уеду сегодня вечером, то смогу заказать обратный билет лишь через две недели. Но мне хотелось бы попросить господина Графа связаться с госпожой Шафер. Вдруг она знает что-нибудь об этом.
– Боюсь разочаровать вас, но она скорее всего не слышала, куда господин Мартинели вложил эти две с половиной тысячи, – вздохнул Граф.
Фогель удалился, сочувственно взглянув на Графа. Госпожа Мартинели нагнала банкира в дверях и вместе с ним вышла из комнаты. Когда она вернулась, ее сопровождала невысокая смуглая девушка. Та, должно быть, дожидалась в комнате прислуги рядом с кухней.
– Это моя сводная племянница, господин Граф, – произнесла госпожа Мартинели, – Люсет Дион.
Граф пожал руку госпоже Дион – симпатичной юной особе. Ее собранные в узел прекрасные темные волосы открывали безупречной формы шею, лучистые глаза невольно притягивали взгляд, а чуть тронутые коралловым румянцем щеки моментально вызывали ассоциацию с персиками. Конечно, с годами все это уйдет, но обаяние и бьющая через край жизненная сила останутся при этой женщине до глубокой старости.
Очевидно, Люсет пошел бы любой костюм – в том числе и подобающее черное одеяние, – но траура она не носила. Легкое ситцевое платье сидело на девушке как влитое, хотя купили его, видимо, по случаю. Похоже, это был ее лучший наряд. То же относилось и к коричневым туфлям-лодочкам, и к маленькой украшенной цветами шляпке, и к клетчатому жакету, который она зачем-то принесла с собой.
Госпожа Дион подняла на Графа печальное, серьезное лицо, и он так же серьезно взглянул на нее с высоты своего роста.
– Ты упаковала свой чемодан, Люсет? – сухо поинтересовалась
