– так говорили наши предки. А я уважаю древних.
– Смотреть на такие поединки не интересно. Отправь их в школу гладиаторов.
– Напротив, очень интересно! Безумно интересно – они будут трусить и умолять о снисхождении. Может быть, будут плакать.
– Что по этому поводу напишет «Акта диурна»?
– Она напишет то, что прикажу я, – самодовольно отвечал Бенит.
– А если она напишет то, что прикажу я? – с улыбкой спросил Постум.
– Разве это не одно и то же? – Бенит прищурился.
– О, конечно! – Постум сделал вид, что занят устрицами.
– Ты не пытаешься спасти Кумия? Ведь он столько лет был твоим учителем.
– А ты любил своих учителей?
Бенит одобрительно хмыкнул.
– Впрочем, я бы мог попросить за него. Старый прохвост порой меня забавляет, – небрежно добавил Постум.
– Ладно, я буду милостив. Поставлю против него какого-нибудь слабака. Победит – может вернуться к тебе. Я сегодня добрый.
– Ты начал переговоры о возвращении Пятого легиона? – как бы между прочим спросил Постум.
– Никаких переговоров, – заявил Бенит, – я их верну силой оружия. Только так и должна действовать Империя. Быть сильной – вот мечта каждой Империи.
– Неужели ты знаешь, что означает мечта Империи?
– Конечно. Любая Империя мечтает включить в себя весь мир.
– А мир мечтает ее уничтожить.
– Ты умный мальчик, – он знал, что Постума, как и любого римлянина, злит это обращение «мальчик», к нему, уже взрослому. Но Август не показал виду, что обижен.
– И ты отдашь мне Империю назад, когда мне исполнится двадцать?
– Разумеется, не отдам, – сказал Бенит. – Когда тебе исполнится двадцать – нет. Ты получишь ее, когда я умру. Если будешь вести себя хорошо. Не так, как Александр. Ты – законный император. И ты – это я.
«Неужели он не убьет меня?» Постуму хотелось в это верить. Может, только-то и надо, что дождаться смерти Бенита. И все образуется. Все встанет на свои места. Да, Бенит еще не стар. Но у него язва желудка, хотя он и скрывает это тщательно. Может, в самом деле подождать? Какой соблазн! Как все просто: жить и ждать, ждать и жить… и… Не дождаться? То есть дождешься, но будет ли к тому моменту существовать Империя? Или останется одна мечта?
Постум заглянул в таблин Сервилии. Не потому, что хотел – она сама попросила. Обычно юноша избегал встреч с бабушкой. В ее отношении к нему не было ни грана любви. Он это почувствовал еще в детстве. Вряд ли за двадцать лет она смягчилась сердцем.
Она сидела в кресле, прямая, стройная, все еще красивая. Не смотря на свои годы, необыкновенно красивая. Только рот сделался тонким в ниточку и совершенно безгубым. Яркой помадой она проводила черту – на пергаментной коже кровавый разрез. Обилие косметики делало ее лицо кукольным, неживым. Но взгляд был не злым – настороженным, во всяком случае, так показалось Августу.
