прогуливаются меж фигур, подрыгивая тросточками… чу! Шахматист застыл, поймал интуицию, уперся двумя руками в ладью, толкает-тащит ее через все поле.
Шахматистов все время хочется как-то визуализировать, они кажутся прикорнувшими за отчетами бухгалтерами, инвестировать в таких (они еще и компьютерам теперь проигрывают!) скучно, нужен оживляж.
Зимой года 17-го или 18-го я застал их как-то в Москве в Музее русского импрессионизма, представительной компанией, в которой не было текущего чемпиона мира, но была парочка предыдущих и стайка претендентов. Играли в музее турнир! Шахматисты были инсталлированы прямо в экспозицию, под сиренью и березами Богданова-Бельского, голубым снегом Игоря Грабаря, зеленой ряской Николая Клодта, синим катком Петра Кончаловского, пестрядевой Ялтой Коровина, мокрыми афишами Пименова, помавали там (отнюдь еще не килограммовыми) лошадьми, прятали пешек в рукав, как сигареты, отгороженные от публики символической веревочкой: можно окатить гроссмейстера лимонадом, хлыстом его, букетом его по щекам, если потребуют того обстоятельства.
В соседнем зале менее известный гроссмейстер предавался анализу для желающих, я было сел послушать, но компьютерные диаграммы, когда фигура сама на экране перескакивает, обновляет позицию, подгоняемая двоичным кодом: есть в этом какой-то унылый декаданс.
Завораживают большие демонстрационные доски, эти вздыбленные модели старых площадей. Когда ход, сделанный где-то за сценой (или даже пусть рядом, на доске, но маленькой и лежащей горизонтально меж двумя шахматистами), мужчина во фраке воплощает на глазах у всех, зацепляя длинной указкой смелую фигуру и препровождая ее в новую клетку. Геометрия закадровых траекторий, идея небесного соответствия… макет размером больше оригинала.
Я ставлю сейчас эти буквы и думаю, что, возможно, и не видел никогда в реальности этой прекрасной демонстрационной доски. Лишь на картинках и по телевизору. Есть советский фильм «Гроссмейстер» (1972), выполненный в почтенном жанре фиги в кармане, он набит аллюзиями к роману «Защита Лужина» запрещенного тогда в СССР сочинителя В. Набокова; у мальчика, склонного к аутизму, умирает в детстве один из родителей, а позже он выходит в гроссмейстеры и борется всю карьеру не столько с соперниками, сколько с демонами в своей голове, и появляется женщина из другого круга, которая хочет на игрока повлиять.
И там есть момент: на большом здании (кажется, на Театре эстрады, боковая сторона Дома на набережной) укреплена такая доска, а сотни москвичей в темноте под дождем ждут новых ходов, болеют таким манером за своего гроссмейстера, что тягается сейчас за тридевять земель с иноземным соперником. Невольно вспоминается сцена из первой серии сериала «Товарищ детектив» (2017), как бурно там реагируют на шахматную трансляцию в барах Бухареста. Но если румынские кадры выглядят реалистично, то про московские – вопрос. Не было, мне кажется, такой практики – вести репортаж по доске в публичном месте, это авторы фильма выдали желаемое за действительное, что
