на улице по-прежнему холодно. И считал, что живет в весне. Утром, заводя машину, и вечером, паркуясь у дома, он спешил в тепло. В нагретый салон, либо в подъезд. На дачу приехал поздно, поужинал, лег в постель и мгновенно уснул. Рассказ о подвигах оставил на десерт, который был подан, но не съеден. Силенок не хватило.
Он проснулся в восемь часов утра, позволил себе еще часок поваляться в постели рядом с теплой, полусонной женой и, умывшись ключевой водой из старого медного умывальника, вышел в сад. Вот тут и нашло на него это великое «Ах!» Ах, яблони-то успели не только зацвести, но и усыпать бело-розовыми лепестками траву! Которая успела вырасти по пояс! А это значит, что ее надо косить. Коси коса, пока роса… Эта роса лежала в особенно крупных листьях, как в чашах, посылая маленькую радугу прямо в зрачок. А вокруг… Вокруг непрерывно что-то жужжало, царапалось, стрекотало… Да так, что он невольно встал на цыпочки. И вгляделся в высокую траву. «Эк вас как много-то! Сплошное движение, точно на оживленной магистрали! Где я? Медом пахнет! Да откуда здесь мед, если у нас в саду и ульев-то нет? Мать честная, а ведь это лето!»
Он сообразил, что восхитительный запах идет от одуванчиков, яичными желтками покрывших траву. А белки опавшего яблоневого цвета пенились по всему саду. Эта млеющая на утреннем солнце гигантская глазунья и пахла медом. Над ней деловито кружили пчелы.
– Жить хорошо! – вслух сказал он. Потому что никто его слышал.
Стоит огласить сию великую тайну, и тут же найдутся желающие ее оспорить. Как и любую другую истину. Он замер, прислушиваясь к звукам согревшегося и проросшего сразу во всех направлениях сада.
Но вдруг…
В симфонию лета вторглось что-то инородное. Звук, который он без колебаний назвал бы лишним. Сердце летнего утра невольно забилось: за старым, покосившимся забором послышались звуки города. Алексей пропустил бы мимо ушей рокот моторов. Но голоса… Голоса его насторожили. А главное то, что говорили приехавшие люди. Это было что-то из прошлой жизни. Из неудачной карьеры оперативного работника, мента.
Он подошел к забору, возле которого густо росли вишневые деревья, и осторожно раздвинул ветки. В данном случае это было не любопытство, сработал инстинкт самосохранения. Там, у дома соседа, угадывалось какое-то движение, но в суть его так же трудно было проникнуть, как в сплетение тугих ветвей. Зачем они здесь? Что такое случилось, если понадобилось вызывать милицию? Уйдя из оперов, он дал себе слово ни во что не вмешиваться. Вздохнув, отпустил ветки, которые, распрямившись, тут же закрыли ему обозрение. Не спеша Алексей пошел в дом, чувствуя, как потяжелели от влаги кроссовки. Коси коса, пока роса…
Саша уже встала. Она была на четвертом месяце беременности, под слабо завязанным пояском домашнего халатика угадывался небольшой животик. Алексей, конечно, за нее волновался. Одна, на даче, на четвертом месяце! Мама Алексея уехала в санаторий. Он давно ей это обещал, а тут подвернулся случай, и деньги нашлись, которых раньше не было. Саша
