даже случайных оговорок, в компании Бори с неописуемым наслаждением принялась употреблять все то, чем обогатило свой лексикон человечество на долгом пути общественного прогресса.
– Ебенть! – сказала Олечка, нежно наклоняясь совсем близко к Бориному уху. – Возьмем, бля, жопой чувствую, возьмем.
Тут Боря стал совсем пунцовым. Но дело даже не в том, каким высоким слогом Олечка донесла до Катца свой оптимизм и веру в лучшее. Дело в том, что вообще, в принципе, сам Боря предпочел бы именно это самое. Ни хуя. Ну вообще, чтобы ничего они ему сегодня не хапнули, не взяли, не купили. Глубокий колодезный пессимизм предпочел бы Б. А. Катц легкокрылому певцу надежды журавлю.
В самом начале счастливого книжного романа с Олечкой Прохоровой Боря почти не сомневался, что приключенье, так много обещавшее, разорит его дотла. Скромность ресурсов не даст вкусить плодов победы. Первое же совместное путешествие в столицу разом вынесло из Бориного кошелька семь рублей пятьдесят копеек. Именно столько стоил все тот же «Хоббит», но не на нашей родной, тяжелой как зима подтирочной бумаге, а на легчайшей папиросной «Ballantine Books». Куплен он был не на Качаловке, а в «Академкниге» на улице Горького в букинистическом отделе седовласого альбиноса Яна Яновича. То есть мгновенно. Не успели Боря и Оля выйти из метро, завернуть в ближайшую по ходу движения дверь, подняться на второй этаж по узкой усадебного вида лестнице, как хоп – Олечкин палец лег на один из книжных корешков, селедочным порядком тесно прижатых один к другому под стеклом широкого прилавка. Пропасть разверзлась перед глазами Бори Катца, когда Олечка поздравив его с почином, задорно сообщила, что семь пятьдесят:
– Почти бесплатно… На Качаловке у двери было бы двенадцать…
Но судьба оказалась милостива. На Качаловке, возле книжного магазина № 79, куда пара миляжковских любителей иноязычной словесности попала, следуя самым коротким путем, по грязноватым коленцам Южинского и Спиридоньевского переулков, через Палашевский рынок и пару проходных дворов, бдительно охраняемых 89-м отделением милиции, Толкина не оказалось. Не было его и в самом магазине. С огромным чувством облегчения и к тому же довольно быстро Боря уяснил, как ему невероятно, несказанно повезло с этим Толкиным-Прополкиным. И в самом деле. Если бы из портфеля на пол выпал какой-нибудь Гарольд Робинс или Vladimir Nabokov, ни о каких новых и красивых предметах кожгалантерии речь бы не шла вообще. Пришлось бы Боре до скончания века пользоваться мылом и бритвенным прибором Р. Р. Подцепы, а по праздникам надевать Ромкины же старые кеды. Безнадежным банкротом очень и очень скоро стал бы Боря Катц, а так ничего, держался, даже сбережения имел. Подкапливал. И все потому, что Толкин-Перепелкин, отличный кент, гуманно написал, как оказалось, книжек-то с гулькин нос. Этого самого «Хоббита – туда-сюда», такой же толщины «Сильмариллон» и книгу редкую, как гутенберговская Библия, с названием, похожим на оперу Р. Вагнера. От покойного Бориного отца, кларнетиста областного
