к четырнадцати. Она помнила этот момент с отчетливой ясностью – как крутилась перед зеркалом и так и эдак, собираясь на вечеринку к подруге. В новом платье, впервые в жизни с помадой, все вертелась и что-то поправляла, никак не могла привыкнуть к себе, полувзрослой и какой-то совсем другой. Отец оторвался на минуту от газеты, посмотрел на ее старания и сказал: «Да не выпендривайся ты, иди уже. Посадила мать лютик, вот и цвети, нечего орхидею из себя строить».
Отец был прав, конечно, но Катя ужасно расстроилась. Хочется же быть орхидеей, а кому в четырнадцать-то лет не хочется? И в двадцать хочется, и в тридцать, наверное, будет хотеться. Ведь не сразу понимаешь, что никакие журналы, никакие туториалы на Ютюбе, и никакой бюджет не превратят тыкву в «Мерседес», а Катю в роковую красавицу. И, хоть и горько было себе в этом признаваться, Катя постепенно привыкала.
Другое дело, что компенсировать было нечем. Катя сообразительная, но не настолько, чтобы взяли в «Что? Где? Когда?» или, к примеру, ракеты строить. Пробовала она быть доброй, как Белоснежка, но выходило не очень. С «золотым сердцем» как-то не складывалось – если наступали на ногу в транспорте, злилась, если лезли перед ней без очереди – тихо закипала, а если отец критиковал котлеты или называл лютиком – расстраивалась. Как ни пыталась она воспитать у себя щедрое сердце, не получалось. Иначе влюблялась бы не только в бездушного Шерлока в исполнении Бенедикта Камбербэтча, но и в Пашу вот или в Антона.
«У тебя слишком высокая планка», – заключала Света.
Маша пожимала плечами: «Да просто не нужно это тебе пока».
Динара обнимала и предлагала познакомить с очередным другом Димы, который и Шекспира читает, и под гитару поет. Вскоре, правда, выяснялось, что поклонник Шекспира видел книжку в детстве и помнит по обложке, а единственная гитара в доме – та, что от видеоприставки, но Динара была большой поклонницей теории, что за количеством рано или поздно последует качество.
Катя начала уклоняться от обсуждения своей личной жизни, что было несложно. Жизнь подруг настолько изобиловала событиями, что недостатка тем для разговора они никогда не испытывали, а слушала Катя хорошо. К тому же были и плюсы в ее ситуации – не пропадали свидания, если она задерживалась на работе, не нужно было оправдываться, если приходилось работать в выходные, а работала Катя много.
Но и на работе не все шло гладко. Работала Катя, а повышали почему-то коллег. Вот и на последней работе получилось ужасно несправедливо: Катя целый год проект готовила, не жалела ни вечеров, ни выходных, даже партнеров нашла, хоть и сложно ей всегда было с незнакомыми людьми, но уж очень горело. В конце года даже босс отметил, как он гордится реализованным проектом и как все хорошо поработали. Вот только премии получили почему-то все, кроме Кати. Она не за премию работала, конечно, но ощутила несправедливость, как пощечину. До такой степени было обидно, что даже собралась с духом и пошла в отдел кадров разбираться. Директор по кадрам посмотрела на нее с большим удивлением:
