Бесполезно. Она и сама знала, что действие парализатора продержится еще не меньше двух часов. А к тому времени она, пожалуй, будет на полпути к тюрьме.
Девушка не сомневалась, что инспектор доставит ее в полицию Валлонэ, где ей предстоит дожидаться отправки на Бастилию. Наверняка они просмотрели запись с микрокамер морга. И узнали про щипач. Ясное дело, Марцелл д’Бонфакон ее и сдал. Не зря же он, как только ее увидел, первым делом запустил руку за пазуху. Небось вызывал подкрепление по своему телекому.
А инспектор Лимьер, разумеется, в восторге от такого поворота дела. Если, конечно, он вообще способен радоваться. Да этот фрицер не спускал глаз с ее семьи с той минуты, как они сошли с bateau, прибывшего из Монфера. Шатин для главы столичной полиции – крупная удача. Будет чем похвалиться перед друзьями-полицейскими: «Я сегодня упаковал Ренара».
Она бросила взгляд на сидевшего напротив инспектора. Его голова развернулась к ней, ледяной оранжевый глаз взглянул ей в глаза. Шатин хотелось отвернуться, но она выдержала.
– Так что вы мне предъявите? – спросила она. – Кражу? Взлом и проникновение в чужое жилище? Нарушение субординации? Злостное уклонение от вакцинации? Какой богатый выбор!
Инспектор, не отвечая, рассматривал ее. Его импланты усердно работали.
– Я просто хотел бы знать, надолго ли это затянется? Вдруг придется перенести кое-какие неотложные дела?
Все то же молчание в ответ.
Шатин попытала удачу еще раз:
– Речь идет о месяцах? О годах? Или о пожизненном заключении?
Лимьер по-прежнему молчал. Она отступилась и стала глядеть в окно. Они пронеслись по краю Трюмов, мимо большого транспортного завода, где изготавливали патрульеры вроде этого. Прямо через Зыбун дорога была бы короче, но, может быть, подумалось Шатин, инспектор и не собирался доставлять ее в полицию Валлонэ. Возможно, отправит прямо в пересылочный центр?
Глядя в тусклое серое небо, Шатин пыталась вообразить себе где-то там, за тучами, гигантскую тюрьму Бастилии. Свой будущий дом.
Она думала, сколько мужчин и женщин сейчас копаются в промерзших выработках. Тела их тяжелы от слабости и гнили. Обмороженные пальцы почернели. Как у того мужчины, которого она видела сегодня в морге.
У каторжника.
У того, на кого приходил посмотреть Марцелл д’Бонфакон.
Неужели это и вправду был его отец?
Она рассердилась на себя: не хватало еще думать о д’Бонфаконе. Этот человек ее предал. Она не позволит ему занимать свои мысли.
Шатин присмотрелась к виду за окном и отметила, что все там ей незнакомо. Она полагала, что они огибают Трюмы, чтобы доставить арестованную на пересылку, а теперь вдруг поняла, что Трюмы давно пропали из виду. Теперь они мчались мимо рядов теплиц. Шатин различала за бесконечными пластиковыми окнами яркое сияние свежих персиков, абрикосов и апельсинов на ветвях деревьев.
Она бросила ненавидящий взгляд на Лимьера. Куда это, интересно, он ее тащит? Может,
