со стороны Господа Бога. Такие люди не заслуживают Его внимания, Его заботы. Ведь каждый несет крест по своим силам, не знал? Слабый несет крест из прутиков, совсем никчемный вообще глазеет в стороне, и только избранных Господь испытывает, посылая им беды, суровые испытания, им вручает нести самый тяжелый крест…
Он умолк и дальше ехал, глядя вдаль чистым просветленным взором, с покоем в душе и готовностью к этим самым новым суровым испытаниям и бедам. И вид настолько гордый, что Олег едва не напомнил язвительно про самый смертный грех – гордыню, но смолчал, здесь это в самом деле самая что ни есть добродетельная гордость со всей стойкостью и праведностью.
Женщины тоже повеселели, хотя и не поняли причины. Олег подумал, что, если им даже все подробно объяснить, вряд ли поймут. Яра из той страны, где герой, какой бы подвиг он ни совершил, тут же садится «жить-поживать да добро наживать», Лилит тоже не поймет, для этого надо быть не просто христианином – большинство из них просто так христиане, все вокруг христиане, вот и мы тоже, – лишь Томас шел в Святые Земли освобождать Гроб Господень, так что сокровенные истины христианства у него врезаны глубоко в сердце… что и выказал вот сейчас, удивив таким нестандартным и непонятным даже для большинства «простых» христиан пониманием.
– Томас, – проговорил он в задумчивости, – а ведь ты… как ни странно, прав.
Томас медленно повернул голову в его сторону, голубые глаза облили холодным презрением.
– Почему «как ни странно»?
– Мысль глубока, – признался Олег. – И объемна. Не рыцарской голове такую вместить.
Томас сказал с надменностью высокорожденного:
– Что не поместится в одной голове, уместится во многих. Нас шло освобождать Гроб Господень двадцать тысяч человек, и все сердца бились в унисон, нас окрыляла одна вера, одна страсть, одна мечта! Тебе этого не понять… язычник.
Олег кивнул, чуть отодвинул коня и даже приотстал, продолжая рассматривать молодого рыцаря во все глаза.
Родовой замок Мальтонов выступил на фоне синего неба суровый и грозный. На стены высыпал народ, в воздух взлетели шапки. Чуть позже поднялась решетка, запирающая вход, вниз с приличествующей медлительностью пошел подъемный мост.
Рыцари придержали коней, Томас и Яра поехали впереди, Олег скромно держался сзади. Рыцари поглядывали на него с нерешительностью: о его мощи наслышаны, но в то же время явно простолюдин, а место простолюдина в хвосте процессии… Разве что считать этого в звериной шкуре не простолюдином, а ученым человеком, а те, хоть и простолюдины, но уже не простолюдины, а как бы вне рангов и сословий, что значит – им дозволено входить даже в королевские покои без приличествующих благородному человеку учтивостей и церемоний.
Сэр Торвальд торопливо сбежал по ступенькам замка, Томас спрыгнул на землю и заключил отца в объятия. И снова ощутил с некоторым страхом и замешательством, что его отец, на которого привык смотреть, как на несокрушимого великана, иссох, горбится, стал меньше ростом, а его плечи легко помещаются в кольце рук
