style="font-size:15px;"> – Чего я не знаю, Петрович? Рассказывай, не томи. Я запарилась сегодня, так что башка не варит совсем, а ты ещё загадки загадываешь.
– Дык это… Игорь-то. Бомж местный. Я о нем. Он же возле твоей палатки, как пес, по ночам ходил. Всё охранял. Даже спал на ступеньках. Я, было, прогнать собрался, а он мне так душевно и выдал: мол, не гони, батя. Влюбился, грит, в хозяйку ларька, а подойти боюсь. Он и убирался возле твоей палатки, бумажки да ветки собирал, мухе садиться не давал. Грит, что уже месяц пойла в рот не брал, понравилась ты ему сильно, мол, только тобой одной и живет.
Галина почувствовала, как в груди нарастает упругий ком. В глазах стало тепло-тепло. Она прерывисто вздохнула.
– Да ну, влюбился! Врал, поди. Пожрать хотел, вот и вертелся рядом.
– Не, Галиночка, не скажи. На «пожрать» он в магазине грузчиком зарабатывал. Он и с Сережкой, вон, подружился, помогал ему уроки делать. Знаешь, какой Игорёха башковитый? Сканворды на раз-два-три решает. А тут позавчерась пассажир пьяненький за твою палатку зашел, так Игорь его выгнал с матюками, тот даже штанов не успел нацепить. Правда, вредный мужик оказался. Подождал, пока Игорь отойдет, да дерьмом ларек и вымазал. Игорь догнал да сунул пару раз этому пьяненькому, а потом до утра твой ларек отмывал. Свою майку пожертвовал, а у меня ещё ведро для воды брал.
Так вот почему у него ладони были чистые! А она его кирпичом… Если бы она только знала… Галина ощутила, как слезы жалости и вины полились горячими каплями из глаз. Тушь потечет… Да плевать!
Кирилл тоже почувствовал ком в груди. Эх, в нем умирает великий драматург! Он вперился в планшет, где показатель изменился ещё раз:
4/5
Вот же чёрт! Ещё немного, и работа тю-тю. Может, оно и к лучшему? А то непонятные задания, непонятная работа, непонятные наниматели…
– Ну, не плачь. Он живой остался, – продолжал играть Петрович.
– Живой? – переспросила Галина и ощутила, что дыхание замерло в груди. – С ним что-то случилось?
– Ну да, в больницу его отвезли. В первую городскую. Вчера ночью снова тот пассажир пришел с друзьями – сильно, видать, его Игорь обидел. Вытащили ломики, а твой лыцарь встал у двери и никого не подпускал. Они ить хотели Игоря поломать да ларек твой разгромить. Я покуда наряд вызвал да наружу выскочил, кто-то лыцаря ножиком и пырнул. Меня увидели – и драпать, а я уже «скорую» вызывал. Геройский он у тебя мужик, оказывается! Помыть, одеть, и за человека сойдет. Ты куда, Галинка?
Женщина вышла на улицу. Сережка что-то спрашивал у неё, но она не слышала. Ноги не держали, она опустилась на асфальт, и слезы хлынули рекой. Плакала навзрыд минут десять. Выплакивала тяжелую жизнь матери-одиночки. Выплакивала одинокие ночи в холодной постели. Выплакивала свою жестокосердность по отношению к настоящему мужчине.
Петрович принес кружку с водой. Галина половину расплескала, пока осушила до дна. Сережка обнимал её и шептал что-то ободряющее, охранник похлопывал по плечу, на них озирались люди. Оглядывались, делали свои предположения,
