два дня в старшей школе, куда поступила Кайли, начинался учебный год. Школа находилась в миле от города, и мать намеревалась возить дочь туда по утрам, а возвращаться обратно Кайли предстояло пешком, если ее не подвезет кто-нибудь из знакомых. И она больше не будет учиться рядом с их старым домом, поэтому сегодня Кайли села на велосипед, поехала к тому дому и увидела, как он изменился после ремонта. Дом выкрасили в темно-синий цвет, хотя он всегда был белым, а на новеньком крыльце стояли горшки с цветами. Комната с окнами во двор, где умер ее отец, и вовсе исчезла, теперь вместо нее была большая веранда. Миновав дом, Кайли внезапно свернула за угол и покатила по мосту мимо фабрики к старой лечебнице, где она навещала мисс Минни. Остановилась на противоположной стороне улицы, слезла с велика и постояла, разглядывая здание лечебницы; облицованное темно-зеленой плиткой, оно казалось ей меньше, чем прежде. Мимо проносились одна машина за другой. Подождав, пока все проедут, Кайли пересекла улицу и зашла во двор, где парковались работники лечебницы. А затем, не желая, чтобы ее увидели, направилась к стене здания, за которой начинался лес. Прислонив велосипед к стенке, Кайли села на гравий лицом к лесу.
Верхушки деревьев кое-где начинали краснеть, и Кайли перевела взгляд с деревьев на гравий, мерцавший на солнце. Она вспомнила о миссис Рингроуз, о ее «Серебряных квадратах» и показе мод, стартовавшем с одеяний пилигримов. «Обалдеть», – подумала Кайли, прислонила голову к плиточной стене и закрыла глаза. А чего стоит модель «Мэйфлауэра» в ее гостиной. История, за которую так цепляется эта женщина, размышляла Кайли, уже не играет роли, от нее осталось лишь упоминание в учебнике, и не столько ирландцы тому причиной, сколько самые разные события, случившиеся с тех пор, – движение за гражданские права, и то, что мир стал много меньше и у людей появились новые средства общения, но миссис Рингроуз об этом знать ничего не желает.
Потом Кайли подумала о мистере Рингроузе; в каком-то смысле она думала о нем непрестанно, о тяжком одиночестве, в котором он существовал и существует, – в каких-то считаных футах от того места, где она сейчас сидит.
Кайли помотала головой и уткнула лицо в скрещенные локти. В это мгновение – но только в это мгновение – ей хотелось одного: вновь оказаться рядом с ним.
Дитя без матери
Они опоздали.
Оливия Киттеридж терпеть не могла, когда опаздывают. Будем к ланчу, сказали они, или около того. То есть с двенадцати до часу, прикинула Оливия и заготовила еду: арахисовая паста и джем старшим детям, сэндвичи с тунцом для сына и его жены Энн. Как быть с самыми маленькими, Оливия не сумела придумать, крошке в ее полтора месяца нельзя есть ничего твердого, а маленькому Генри исполнилось два, но чем кормят двухлеток? Оливия, хоть убей, не помнила, что ел Кристофер в этом возрасте. Она прошлась по гостиной, глядя на все вокруг глазами сына, – он наверняка сразу все поймет, стоит ему войти в эту комнату. Зазвонил телефон, и Оливия поспешила на кухню, чтобы ответить.
– Так, мам, мы выезжаем из Портленда, нам пришлось задержаться здесь ради ланча.
– Ланча? –
