что аристократка. У нее буква «й» в имени. Зовут ее Клейга. Для нее этот парень никто. Только Дин будет ее любить. В свой последний час, когда погибнут товарищи, он встанет к рельсотрону. Будет стрелять и кричать: «Это вам за мать и сестру! За Клейгу!» Он видел, как упал ее бронеход и решил, что она погибла. Но Клейга уцелеет. Много лет спустя она придет к мемориалу павших бойцов. Принесет к его подножию цветы. По ее щеке побежит слеза, и она тихо скажет: «Прости, Дин…»
– Замолчи! – крикнула Кея. – Я сейчас зарыдаю.
– Надо сделать так, чтоб рыдали зрители.
– Ладно, правь! – согласилась Кея. – Посмотрю, что получится.
А потом были съемки… Выжигающий глаза свет, ползущий от жары грим, недовольный голос режиссера. Дубли, дубли… К концу съемочного дня я уже не хотел денег. Мелькнула мысль отказаться от роли. Только я ее отверг. Подписался – не скрипи!
Спустя время я втянулся и в студию ехал с удовольствием. У меня сложились душевные отношения с партнерами. В перерывах они рассказывали о себе. В годы диктатуры актеров изгоняли из театров. Пьесы ставили без мужских ролей. Изгнанники отправились на заводы и создали там самодеятельные театры. Постановки их пользовались успехом. Зрителей приходило больше, чем в театры. Хунта попыталась самодеятельность запретить, но владельцы предприятий не подчинились. Самодеятельность сплачивала коллектив, и из-за этого он работал эффективней.
В войну актеры попросились на фронт. Кое-кто успел повоевать. Для них этот фильм не был чем-то отвлеченным – они в нем жили.
– Повезло тебе, Влад, этого не видеть, – говорили они, и я соглашался.
Ко мне они относились, как к сыну – мужикам-то под пятьдесят. Для них я пацан.
Играли они замечательно. Во взглядах, обращенных на меня, сквозила снисходительность и вина. Их герои понимали, что погибнут, и жалели, что вместе с ними умрет замечательный парень. Но спасти его не могли. Вечерами мы просматривали отснятый материал, и я замечал влажные глаза Кеи. И не только у нее.
С партнершей у меня отношения не задались. На роль Клейги режиссер пригласила местную звезду. Уличив момент, та прошипела:
– Не смей приближаться ко мне, мурим! Я вонючек не терплю.
От такого я охренел и пожаловался Кее. В ответ она улыбнулась:
– Я все знаю, Влад. Но так нужно.
Я понял, просмотрев материал. Актриса смотрела на меня с брезгливостью. Из-за этого любовь Милашки выглядела особенно безнадежной, и от этого щемило в груди.
– Здравствуй, Сайя!
– Рада слышать тебя, тетя.
– У меня новость: Влад ушел от нас. Перебрался в социальное общежитие.
– Почему?
– Говорит, что хочет жить самостоятельно. Нашел работу на киностудии, снимается в фильме.
– Он актер?
– Говорит, что нет. Но его взяли. Хорошо платят.
– Это ненадолго. Съемки завершатся, и он останется без работы.
– У него есть деньги. Кай заплатил ему за
