Никогда еще ни один из наших драматургов не удостаивался такого «приема».
– Дорогой наш! Пришли? Как мы рады! Куда бы вас посадить? А впрочем, садитесь, куда вам угодно. Все места свободные.
Даже швейцары «Славянского базара» были сконфужены за драматическую литературу.
– Много народу?
– Не так, чтобы очень. Средственно.
За полупустым столом почему-то приходил на ум юбилей лавочника.
Торговал лавочник 25 лет подряд, «нажил деньгу», как с укором говорили в старину, или «упрочил благосостояние», как с похвалой выражаются теперь, – и задумал справить «себе юбилей». Ведь в наш озорной век кто не юбилейничает?
Назвали гостей, наготовили. Лавочник ждал поздравлений и речей, и громких слов насчет «обчественной деятельности».
А явились только свои, домашние, кое-кто из мелких сродственников, два приказчика да знакомый репортер.
– Юбилей! Только перевод провизии!
Из 709 драматургов, представляющих собою 8000 пьес (а еще нас учили, что потопа больше не будет!), на юбилей явилось едва-едва 49 человек.
И это, считая в том числе и репортеров, и авторов «полводевилей» и драматургов, написавших «один водевиль втроем», и почетных лиц, ни одной пьесы не написавших.
Кроме трех-четырех «действительно драматургов», были только подмастерья драматического цеха. Даже главных закройщиков не явилось.
Даже г. Виктор Крылов на этот раз украшал общество – только своим отсутствием. Даже г. Дмитрий Мансфельд (его в Москве зовут драматическим Лже-Дмитрием) прислал вместо себя телеграмму:
– Не совсем здоров.
Даже г. Сергей Рассохин не явился, без объяснения причин.
– Это драматурги от актеров заразились, – во время заболевать.
Драматических писательниц было всего четыре. Пятая, как известно из чеховского рассказа, убита утюгом за то, что читала вслух свое произведение[2].
– Хоть бы ровно полсотни! – тоскливо пересчитывал распорядитель 49 собравшихся, когда в «Русскую палату» вошла наша талантливая и симпатичная поэтесса Т.Л. Щепкина-Куперник[3] и «каплю прибавила» публики.
– Почти пятьдесят! – с облегчением вздохнули распорядители и приказали подавать стерлядь колечком.
Героем дня, как и следовало ожидать, был г. Южин. В теперешней Москве г. Южин самый ходовой человек. Он всюду и везде. Без него, как говорят в белокаменной, «вода не святится».
И мы видели в тот день премьера Малого театра в двух ролях. В роли прокурора и защитника.
Он читал им составленное «извлечение из обзора деятельности общества» и держал застольную речь за драматургов.
Пока г. Южин монотонно, вразумительно, словно обвинительный акт, читал «извлечение», мне думалось:
– Какого товарища прокурора потеряло в этом артисте судебное ведомство!
Впрочем, эта мысль мне приходила в голову и раньше, – а именно, когда г. Южин играл «Гамлета». «С этаким бы голосом»[4]!..
Впечатление получалось странное. Словно на скамье подсудимых сидишь и по собственному делу обвинительный акт слушаешь. Мы, драматурги, полудраматурги и четверть драматурги, сидели, ерзали и друг на друга старались не смотреть.
На самом деле, что такое общество драматических писателей?
– 25 лет оно только и делало, что «обеспечивало благосостояние» гг. драматургов.
Дело хорошее.
Но представьте себе, что писателю, проработавшему 25 лет, на юбилее говорят:
– Ни о чем вы во всю вашу жизнь, кроме гонорара, не думали.
Конфузно.
Обвинительный акт был составлен г. Южиным сильно. В каждой строке, в каждом слове только и говорилось:
– 25 лет, господа, вы только и думали, как бы, где бы и с кого бы гонорар получить. И другими мыслями никогда не задавались.
Общество русских драматических писателей[5] – это общество людей, охраняющих свою литературную собственность и нарушающих чужую.
Удивительно забавно слушать, как общество 709 людей, из которых две трети только и делают, что подписывают свою фамилию под чужими пьесами, – с гордостью говорит, что оно:
– Внушало уважение к литературной собственности.
Это общество писателей, где наибольшими правами пользуются переписчики чужих пьес, во главе которого бессменно
