от города 70км будет…
– Тьфу! Какая, еще, Саватеевка, какие немцы?
– Ну, да, приезжала недавно делегация из Германии в соседний район. Агрогородок. Надои, там, говорят, рекордные. Вот, опытом делились. Учились бауэры, как сельское хозяйство вести надо.
Кровоточащие и потрескавшиеся губы шевелились, силясь что-то сказать.
– Ну, конечно, как я сразу не догадался? – Никитка встрепенулся.
Ор, когда выбегал из дому, взял с собой небольшую, литровую пластиковую бутылку воды. Закинул ее в рюкзак. Там еще пара-тройка бутербродов. Это бабушка постаралась. Хорошая она у него!
Никита скинул рюкзак с плеч, достал воду и бутерброды. Отвинтил крышечку и поднес бутылку ко рту солдата. Тот опустил глаза вниз, посмотрел на бутылку. Вода уже начинала литься в рот человеку, но тот, вдруг, сомкнул челюсти и слегка пошевелил головой из стороны в сторону, что должно было означать категоричное нежелание пить Никиткину воду.
Мальчик прекратил лить воду в рот солдату и отвел руку с бутылкой в сторону. Лишь слегка губы солдата оказались смочены водой.
Губы снова раздвинулись:
– Нельзя мне,– в голосе слышалось сожаление, – ранение у меня, в живот.
Никита инстинктивно приподнял шинель и заглянул под нее. Присвистнул.
Было видно, что торс человека забинтован грязным, окровавленным, бинтом. Кровь густо выступила на поверхности бинта, по всему животу. Местами была еще свежая, кое, где запеклась, как одно большое, бурое, пятно.
– Губы снова зашевелились, и лицо исказила гримаса, – Хана мне, паря!
– Что вы такое говорите? – Никита встрепенулся. – Я сейчас позвоню. Приедут спасатели. Из части вашей приедут. Заберут в госпиталь, вылечат.
Никитка вспомнил про свой смартфон.
– Ну, конечно, у нас еще не везде покрытие, в лесу, тем более. А так бы, никаких проблем. Обещают скоро. Но, попробовать можно. Торопливо, трясущимися руками, мальчик набрал номер бабушки, поднес телефон к уху. Солдат смотрел на него с видимым интересом и удивлением.
– Нет, не берет. Нет связи. Надо в деревню бежать. Вы, пока, полежите тут, не уходите никуда, – выпалил Никита и, сразу понял, что сморозил глупость. Солдат, видимо, это тоже понял. Изобразил улыбку краешками губ, – Не волнуйся, паря, не уйду!
– Я побегу, позову помощь. Приедут ваши, из части. Увезут вас в госпиталь. Лечиться.
– Нет, паря, не приедут из части. Нет нашей части, больше. Мы в окружение попали под Минском. – Было видно, как мучительно трудно дается раненому каждое его слово.
– У нас что, пулеметы, «мосинки», да пару т 45-ок? А у них танки. Один танк и у нас. Был. Пошли в контратаку, он и сгорел, как свечка. Много наших тогда полегло! И самолеты у них. Короче, всех наших немчура положила, весь наш батальон. Но, и мы им дали! Горели и они за милую душу, – солдат закашлялся, мучительно, натужно и долго. Да так, что кровавая пена показалась на губах, алыми струйками-пузырями закапала на зеленый мох.
– Я
