и во взрослом возрасте уже не отвечали требованиям окружения и даже, как ни парадоксально, причиняли куда больше травм и боли, чем предотвращали. Тем не менее психотерапевт с самого начала обозначила, что не собиралась давить, понукать, умасливать, спорить, агитировать, дезориентировать, хитрить, разглагольствовать, стыдить или манипулировать, чтобы личность в депрессии избавилась от своей задержавшейся в развитии или рудиментарной защиты, пока сама не почувствует, что готова пойти на риск и довериться собственным внутренним ресурсам, чувству собственного достоинства, персональному росту и терапии, чтобы сделать это (т. е. покинуть гнездо своих защитных механизмов и свободно, радостно воспарить).
9
Психотерапевт – которая была существенно старше личности в депрессии, но моложе матери личности в депрессии и которая, не считая состояния ногтей, не напоминала мать ни физически, ни стилистически, – иногда раздражала личность в депрессии своей привычкой составлять пальцевую клетку на коленях и менять формы этой клетки, и разглядывать их геометрическое разнообразие во время сеансов. Однако, когда со временем терапевтические отношения углубились в плане близости и доверия, вид пальцевых клеток нервировал личность в депрессии все меньше и меньше, пока не стал едва заметной помехой. Куда более проблематичной в плане доверия и самооценки для личности в депрессии стала привычка психотерапевта время от времени поглядывать на большие солнцеобразные часы на стене позади легкого замшевого кресла, в котором во время сеансов привычно устраивалась личность в депрессии, поглядывать так быстро и почти украдкой, что со временем личность в депрессии все больше и больше волновало даже не то, что она (т. е. психотерапевт) смотрела на часы, но то, что она, видимо, пыталась это скрыть или замаскировать. Как признавала личность в депрессии, она чрезвычайно болезненно относилась к возможности того, что кому-либо, с кем она пытается связаться и поделиться, втайне скучно или неприятно, или отчаянно хочется как можно скорее избавиться от нее, и потому она с невероятной бдительностью подмечала любые движения или жесты, демонстрирующие, что слушатель следит за временем или хочет, чтобы то шло поскорей, она всегда подмечала, как психотерапевт быстро поглядывала вверх, на стену, либо вниз, на тонкие элегантные наручные часики, циферблат которых скрывался от взгляда личности в депрессии под тонким запястьем психотерапевта; в результате, когда подходил к концу первый год их терапевтических отношений, женщина в депрессии ударилась в слезы и поделилась тем, что чувствовала себя униженной или незначительной каждый раз, когда психотерапевт как будто пыталась скрыть, что желает знать, сколько времени прошло. Большая часть работы личности в депрессии с психотерапевтом в первый год ее (т. е. женщины в депрессии) пути к исцелению и внутриличностной цельности касалась ощущения, что она невероятно и отталкивающе скучна, или косноязычна, или жалким образом зациклена на себе и не способна поверить, что со стороны человека, с которым она связалась ради поддержки, ее встречают
